Овидий – Письма с Понта (Книга 3)

1. Жене

Море, чьи воды взму­тил гре­бец Ясо­нов впер­вые,
Край, что досту­пен все­гда сне­гу и диким вра­гам,
Будет ли вре­мя, когда в не столь опас­ное место,
В ссыл­ку дру­гую от вас смо­жет уехать Назон?
Или меж вар­ва­ров мне суж­де­но наве­ки остать­ся,
Здесь уме­реть и в тебя, поч­ва пон­тий­ская, лечь?
Ска­за­но будь не во зло — доволь­но зла достав­ля­ет
Дикий сосед, что тебя топ­чет рети­вым конем, —
Ска­за­но будь не во зло, но ты в жесто­ком изгна­нье

Самая худ­шая часть, злей­шее бре­мя в беде.
Здесь не быва­ет вес­ны, вен­ком цве­точ­ным уви­той,
Здесь не увидишь в полях голые пле­чи жне­цов,
Осень в этих местах не при­но­сит кистей вино­гра­да —
Холод без­мер­ный все­гда дер­жит­ся в этой зем­ле.

Море око­ва­но льдом, и в глу­би­нах живу­щая рыба
Часто ходит в воде слов­но под кры­шей глу­хой.
Даже источ­ни­ки здесь дают соле­ную вла­гу —
Сколь­ко ни пей, от нее жаж­да силь­нее томит.
Чах­лых дере­вьев ство­лы воз­вы­ша­ют­ся в поле откры­том

Ред­ко, и видом сво­им морю подоб­на зем­ля.
Птиц голо­са не слыш­ны. Зале­тев из дале­ко­го леса,
Раз­ве что в море одна про­бу­ет гор­ло смо­чить.
Толь­ко печаль­но полынь в сте­пи топор­щит­ся голой,
Горь­кая жат­ва ее это­му месту под стать.

Тут же и страх, и вра­ги, город­ским гро­зя­щие сте­нам,
И от лету­чей стре­лы, ядом про­пи­тан­ной, смерть.
Эта стра­на дале­ко лежит от вся­кой доро­ги,
Так что опа­сен сюда путь по воде и пеш­ком.
Зна­чит, не стран­но, что я меч­таю с этим покон­чить,
Что бес­пре­стан­но про­шу ссыл­ки в дру­гую стра­ну.
Более стран­но, что ты не подав­ле­на этим, супру­га,
И что несча­стья мои ты пере­но­сишь без слез.
«Что же мне делать?» — твер­дишь. У меня ли спра­ши­вать это?
Тот­час оты­щешь ответ, если захо­чешь сама.
Мало про­сто хотеть — поже­лай всем серд­цем успе­ха,
Пусть попе­че­нье о нем сон у тебя ото­бьет.
Мно­гие, вер­но, хотят: ведь не так уж меня нена­видят,
Чтобы желать мне и здесь, в ссыл­ке, покоя не знать.
Нуж­но всей гру­дью налечь, напрячь­ся каж­дою жил­кой,

День и ночь хло­потать нуж­но тебе за меня.
Пусть помо­га­ют дру­зья — но ты пре­взой­ди их заботой,
Пер­вой за дело все­гда брать­ся долж­на ты, жена.
В сти­хотво­ре­ньях моих о тебе гово­рит­ся нема­ло:
Вер­ной жены образ­цом ты про­слы­вешь из-за них.

Бой­ся его иска­зить, оправ­дай мои вос­хва­ле­нья,
Помни о том, что тво­ришь дело свое для мол­вы.
Пусть я даже смол­чу — мол­ва будет сето­вать гром­ко,
Если заботой сво­ей ты не под­дер­жишь меня.
Участь моя на меня обра­ти­ла вни­ма­нье наро­да,
Боль­ше извест­но­сти мне, чем до изгна­нья, дала.
Тем зна­ме­нит Капа­ней, что спа­лен был мол­нией бога,
Амфи­а­рай — что зем­лей был погло­щен с лошадь­ми.
Если б Улисс не блуж­дал, он был бы мень­ше изве­стен,
Гром­кой обя­зан мол­вой ране сво­ей Фил­ок­тет.
Если средь этих имен и для скром­но­го место най­дет­ся,
То и меня от дру­гих вдруг отли­чи­ла беда.
Эти стра­ни­цы тебе не дадут остать­ся без­вест­ной:
С Кос­ской Бит­ти­дой на них вро­вень про­слав­ле­на ты.
Что бы ни дела­ла ты, на тебя направ­ле­ны взо­ры,
Вер­ность твою под­твер­дит мно­го извест­ных людей.
Верь мне, когда я в сти­хах тебе похва­лы рас­то­чаю,
Чем заслу­жи­ла их ты, хочет чита­тель узнать.
Прав­да, людей боль­шин­ство гото­во ценить доб­ро­де­тель.
Все же при­драть­ся к тебе мно­гим захо­чет­ся, верь!
Пово­да им не давай, чтобы зависть ска­зать не посме­ла:
«Выру­чить мужа в беде эта жена не спе­шит».
Раз уж я осла­бел и тащить не в силах повоз­ку,
Ты управ­ляй­ся сама с нашим увеч­ным ярмом.
Как на вра­ча я смот­рю на тебя, боль­ной и бес­силь­ный,
Все еще тле­ет во мне искрою жизнь — помо­ги.
То, что я дал бы тебе, если б я из дво­их был силь­ней­шим,
Ты, по срав­не­нью со мной, силь­ною став, воз­вра­ти.
Это­го тре­бу­ет брак, освя­щен­ный вза­им­ной любо­вью,
Это­го тре­бу­ет твой дух бла­го­род­ный, жена!

Дому ты это долж­на, за кото­рым чис­лишь­ся ныне,
Чтобы укра­сить его жен­скою честью сво­ей.
Если при­мер­ной женой ты не будешь, то, как ни ста­рай­ся,
Кто пове­рит, что ты с Мар­ци­ей в друж­бе была?
Я не дур­ной чело­век; бла­го­дар­но­сти я хоть немно­го,
Но заслу­жил от тебя, если по прав­де ска­зать.
Прав­да, за все, что я сде­лал тебе, ты мне пла­тишь с лих­вою,
Даже при­страст­ной мол­ве не в чем тебя упрек­нуть.
Толь­ко одно при­ло­жи к тому, что сде­ла­ла преж­де,
Все при­ле­жа­нье свое в поль­зу мою обра­ти:
Ты доби­вай­ся, чтоб я в этой страш­ной стране не остал­ся,
И предо мною ни в чем долг твой не будет хро­мать.
Знаю, что мно­го про­шу, — но про­сить за меня без­опас­но,
Пусть и отка­жут тебе — ты не рис­ку­ешь ничем.
И не сер­дись на меня, если я в сти­хах умо­ляю
Вер­ность мне сохра­нить, что нача­ла — не бро­сать.
Храб­рым поле­зен тру­бач. Сло­ва­ми вождь побуж­да­ет
Сме­ло сра­жать­ся в бою самых отваж­ных сол­дат.
Сла­вишь­ся вер­но­стью ты и про­слав­ле­на будешь наве­ки,
Пусть же и доб­лесть твоя ей не усту­пит ни в чем.
Ты не долж­на за меня под­ни­мать ама­зо­нок секи­ру,
Щит вырез­ной не долж­на сла­бой рукою дер­жать.
Нуж­но молить боже­ство не о том, чтобы ста­ло мне дру­гом,
Но лишь о том, чтобы свой гнев укро­ти­ло оно.
Если же мило­сти нет, то вызо­ви милость сле­за­ми,
Этим ско­рей, чем дру­гим, мож­но рас­тро­гать богов.
Хва­тит слез у тебя — тому мои беды зало­гом:
Неис­ся­ка­е­мым стал брак наш источ­ни­ком слез.
Дело мое тако­во, что ты не можешь не пла­кать, —
Пусть это сред­ство тебе наша судь­ба нис­по­шлет.

Если б тебе за спа­се­нье мое над­ле­жа­ло погиб­нуть —
След про­ло­жи­ла тебе в этом Адме­та жена.
Ста­ла бы ров­нею ты Пене­ло­пе, стыд­ли­вым обма­ном
Оста­но­вить поже­лай гру­бый напор жени­хов.
Если бы мужу во след из жиз­ни уйти захо­те­ла,

Тут Лаода­мии тень путь ука­за­ла б тебе.
Взять с Ифи­а­ды при­мер ты мог­ла бы, когда бы реши­ла
Тело живое свое вверг­нуть в горя­щий костер.
Ты уми­рать не долж­на, не нуж­на тебе ткань Пене­ло­пы —
Про­сто с моль­бою к жене Цеза­ря ты обра­тись,

К той, что бли­ста­ет сво­ей доб­ро­де­те­лью, так что седая
Древ­ность не может при ней сла­вою век наш затмить.
К той, что Юноне рав­на чистотой, кра­сотою — Вене­ре,
К той, что одна изо всех в бра­ке под стать боже­ству.
Что же дро­жишь и поодаль сто­ишь? Не без­бож­ную Прок­ну
И не Эето­ву дочь нуж­но рас­тро­гать моль­бой,
Не Дана­иду смяг­чить, не жену Атрида, не Сцил­лу,
Что в сици­лий­ских водах чре­вом стра­шит моря­ков,
Не Теле­го­но­ву мать, что мужей изме­ня­ет обли­чья,
И не Меду­зу в узлах змее­по­доб­ных волос —

Жен­щи­ну, выше всех жен, на кото­рой судь­ба пока­за­ла
Зря­чей себя и сня­ла лож­ный упрек в сле­по­те,
Ту, кото­рой свет­лей, исклю­чая Цеза­ря толь­ко,
Нет нико­го на зем­ле с края до края ее.
Выбе­ри вре­мя для просьб под­хо­дя­щее, пусть не выхо­дит

Твой осто­рож­ный корабль в пла­ва­нье про­тив вол­ны.
Нам про­ри­ца­нья дает не во вся­кое вре­мя ора­кул,
Даже во хра­мы для нас доступ открыт не все­гда.
Знаю: в пору, когда бла­го­ден­ст­ву­ет город, как ныне,
И ника­кая беда не омра­ча­ет людей,
В пору как Авгу­стов дом, наравне с Капи­то­ли­ем чти­мый,
Радост­ный ныне и впредь в сча­стье вку­ша­ет покой, —
До тех пор для тебя воз­мож­ным сде­ла­ют боги
Доступ, и тщет­ны твои, верь мне, не будут сло­ва.
Если она заня­та, отло­жи свое начи­на­нье,

Бой­ся надеж­ду мою спеш­кою вовсе сгу­бить.
Но и не меш­кай, не жди, чтоб нашлось у ней лиш­нее вре­мя:
Вре­ме­ни нет у нее даже себя ума­стить.
Как собе­рут­ся отцы досто­чти­мые в зда­нье сена­та,
Ты поста­рай­ся прой­ти к ней через мно­же­ство дел.

Если удаст­ся тебе при­бли­зить­ся к лику Юно­ны,
Помни о том, за кого ты нача­ла хло­потать.
Труд­но меня оправ­дать: обой­ди обви­не­нье мол­ча­ньем,
Речи свои огра­ничь про­ник­но­вен­ной моль­бой.
Тут про­мед­ле­нья сле­зам не давай и, к зем­ле пре­кло­ня­ясь,
Руки свои протя­ни пря­мо к ногам боже­ства.
Лишь об одном умо­ляй: от вра­гов чтобы дали уйти мне,
Хва­тит того, что судь­ба ста­ла мне злей­шим вра­гом.
Мно­гое мож­но ска­зать, но ты, объ­ятая стра­хом,
Раз­ве что это одно смо­жешь, дро­жа, про­шеп­тать.
Знаю, не будет вреда для тебя. Она уга­да­ет,
Что лишь вели­чье ее так испу­га­ло тебя.
Будет непло­хо и то, что сло­ва пре­рвут­ся сле­за­ми.
Сле­зы, быва­ет порой, зна­чат не менее слов.
Пусть для того, что нач­нешь, ока­жет­ся день бла­го­склон­ным,
Час под­хо­дя­щим и все зна­ме­нья будут доб­ры.
Толь­ко сна­ча­ла в огонь, на свя­том алта­ре раз­веден­ный,
Ладан вели­ким богам с чистым вином при­не­си.
К Авгу­сту преж­де дру­гих богов обра­щай­ся с молит­вой,
К бла­го­че­сти­вым его детям и вер­ной жене.
Если бы толь­ко они отнес­лись к тебе бла­го­склон­но,
Вер­ны сво­ей доб­ро­те, глядя на сле­зы твои!

2. Кот­те Мак­си­му

Пусть поже­ла­нья добра, кото­рые я посы­лаю,
Кот­та, дой­дя до тебя, вправ­ду доб­ро при­не­сут,
Ибо созна­нье того, что ты здо­ров, облег­ча­ет
Муки мои, буд­то я сам ста­нов­люсь здо­ро­вей.
Мно­гие, сла­бы душой, покида­ют изо­дран­ный парус,
Ты, слов­но якорь, один дер­жишь раз­би­тый корабль.
Пре­дан­ность сла­вя твою, готов забыть я о людях,
Что повер­ну­лись спи­ной вме­сте с Фор­ту­ной ко мне.
Мол­ния бьет одно­го, а страх наго­ня­ет на мно­гих,
Кто пора­жен, от того вся отшат­нет­ся тол­па.
Лишь начи­на­ет сте­на гро­зить воз­мож­ным паде­ньем,
Вмиг очи­ща­ют вокруг место тре­во­га и страх.
Кто из пуг­ли­вых с боль­ным не стре­мит­ся избег­нуть обще­нья,
Чтобы самим от него близ­кий недуг не схва­тить?
Вот поче­му и к дру­зьям, что ско­рей поспе­ши­ли поки­нуть
В стра­хе чрез­мер­ном меня, нет непри­яз­ни в душе.
Нет, не то чтобы в них и вер­ность, и доб­рая воля
Вовсе исчез­ли — богов гроз­ных боя­лись они.
Были, пожа­луй, они черес­чур осто­рож­ны и роб­ки,

Злы­ми, одна­ко, назвать я их никак не могу.
Искренне милых дру­зей про­ща­ет чистое серд­це,
С радо­стью их от любой осво­бож­дая вины.
Пусть же сво­бод­но вздох­нут, и пусть им будет пору­кой
Вер­ное сло­во мое: эту вину им про­стят.
Вы же, немно­гие, вы — всех луч­ше. В труд­ную пору
Вы не счи­та­ли за стыд вся­че­ски мне помо­гать.
Толь­ко тогда и умрет бла­го­дар­ность за ваши услу­ги,
Как погре­баль­ный огонь в пепел меня обра­тит.
Нет, я ошиб­ся: она с моей не кон­чит­ся жиз­нью,
Если тво­ре­нья мои будет потом­ство читать.
Тело бес­кров­ное — дань печаль­но­му месту сожже­нья,
Имя и честь не умрут в пла­ме­ни сло­жен­ных дров.
Знаю: погиб и Тесей, и вер­ный спут­ник Оре­ста,
В сла­ве сво­ей меж­ду тем живы и тот и дру­гой.
Часто и вас вос­хва­лять отда­лен­ные ста­нут потом­ки,
Буде­те в пес­нях моих яркою сла­вой сиять.
Зна­ют уже и теперь о вас сав­ро­ма­ты и геты,
Ибо вели­чье души здеш­ние вар­ва­ры чтут.
Пре­дан­ность вашу на днях я стал хва­лить перед ними
(Знаю и гет­ский теперь я, и сар­мат­ский язык).
Вдруг ото­звал­ся ста­рик, сто­яв­ший с про­чи­ми рядом,
И, обра­тив­шись ко мне, мол­вил такие сло­ва:
«Очень зна­ко­мо и нам, чуже­зе­мец, поня­тье о друж­бе,
Здесь, где, дале­ко от вас, в Понт изли­ва­ет­ся Истр.
Место в Ски­фии есть, что зовет­ся издрев­ле Тавридой
И отсто­ит от стра­ны гетов не так дале­ко.
В этой зем­ле — не сты­жусь отчиз­ны — я и родил­ся;
Феба род­ную сест­ру там почи­та­ет народ.
Там и по нынеш­ний день есть храм, и четы­ре­жды десять

К мощ­ным колон­нам его в гору сту­пе­ней ведут.
Здесь, повест­ву­ет мол­ва, небес­ный кумир нахо­дил­ся;
Цело под­но­жье его, хоть и пустое, сто­ит.
Камень алтар­ный, что был по при­ро­де сво­ей бело­снеж­ным,
Крас­ным от кро­ви людей сде­лал­ся, цвет изме­нив.

Жен­щи­на пра­вит обряд, не знав­шая факе­лов брач­ных;
Выше скиф­ских подруг знат­но­стью рода она.
Наши­ми пред­ка­ми был такой уста­нов­лен обы­чай:
Дол­жен был каж­дый при­шлец пасть под деви­чьим ножом.
Пра­вил в те годы Фоант, и у вод Евк­син­ско­го Пон­та,

Близ Мео­ти­ды никто не был, как он, зна­ме­нит.
Это при нем, гово­рят, Ифи­ге­ния к нам совер­ши­ла
Дол­гий, неве­до­мо как, пря­мо по возду­ху путь.
Буд­то бы силой вет­ров сокры­тую тучей Диа­на
За море пере­нес­ла и посе­ли­ла у нас.
Дол­гие годы потом вер­хов­ною жри­цею хра­ма
Про­тив воли она пра­ви­ла мрач­ный обряд.
Вдруг при­нес­ли пару­са ладью, и два чуже­зем­ца
Юные на берег наш вме­сте сту­пи­ли ногой,
Сверст­ни­ки и дру­зья; име­на сохра­ни­ло пре­да­нье:
Звал­ся Оре­стом один, зва­ли дру­го­го Пилад.
Тот­час же их отве­ли к алта­рю жесто­кой Диа­ны,
Руки обо­им свя­зав креп­ким рем­нем за спи­ной.
Жри­ца гре­чан­ка водой очи­сти­тель­ной их окро­пи­ла,
Лен­ту обви­ла вокруг их бело­ку­рых голов.

И, гото­вя обряд, вис­ки укра­шая повяз­кой,
Повод ста­ра­ясь во всем для про­мед­ле­нья най­ти,
“Юно­ши, — им гово­рит, — не я жесто­ка, про­сти­те!
Вар­вар­ский край мне велит вар­вар­ский пра­вить обряд!
Так уста­нов­ле­но здесь. Но куда вы путь свой дер­жа­ли,
К тав­рам откуда при­плыл ваш зло­по­луч­ный корабль?”
Так им ска­за­ла она, и, роди­ны имя услы­шав,
С радо­стью в них узна­ет дева сво­их зем­ля­ков.
“Пусть один, — гово­рит, — будет заклан в жерт­ву богине,
С вестью в род­ные места пусть воз­вра­тит­ся дру­гой”.
К смер­ти гото­вый Пилад торо­пит Оре­ста в доро­гу,
Спо­рит Орест. Уме­реть каж­дый за дру­га готов,
Толь­ко в этом дру­зья прий­ти не могут к согла­сью —
Преж­де все­гда и во всем были они заод­но.
Юно­ши спо­рят еще, про­дол­жая в люб­ви состя­зать­ся,

Бра­ту спе­шит меж­ду тем дева пись­мо начер­тать.
Бра­ту писа­ла она, а тот, кто ждал пору­че­нья, —
Вот что быва­ет с людь­ми! — был ее соб­ст­вен­ный брат.
Часа не мед­ля, они кумир похи­ща­ют из хра­ма,
Тай­но уво­дят корабль вдаль по без­бреж­ным вол­нам.
Креп­кая память о них, об их уди­ви­тель­ной друж­бе
В Ски­фии даже теперь, через сто­ле­тья, жива».
Толь­ко закон­чил ста­рик дав­но извест­ную сказ­ку,
Сра­зу одоб­ри­ли все доб­лесть и вер­ность дру­зей.
Зна­чит, и в этих местах, кото­рых нету жесто­че,
Истин­ной друж­бы при­мер гетам вол­ну­ет серд­ца.
Что же долж­ны совер­шить дру­зья, рож­ден­ные в Риме,
Если такие дела тро­га­ют вар­ва­ров злых?
Ты доб­ротою души и все­гда отли­чал­ся к тому же,
И бла­го­род­ство твое чистый твой нрав под­твер­ждал.
Это при­знал бы Волез, тво­е­го отца пра­ро­ди­тель,
Нума бы это при­знал, мате­ри пред­ок тво­ей.
Им не при­шлось бы крас­неть, что при­ба­ви­лось про­зви­ще Кот­ты
К их родо­вым име­нам: пал бы их дом без тебя,
Слав­ных мужей череду про­дол­жая достой­но, ты вспом­ни,
Что заве­ща­ли они пад­шим дру­зьям помо­гать.

3. Фабию Мак­си­му

Если ты можешь хоть час уде­лить опаль­но­му дру­гу,
Фаби­ев рода звезда, Мак­сим, побудь у меня.
Я рас­ска­зать бы хотел о том, что нын­че увидел,
Что поме­ре­щи­лось мне или при­сни­лось во сне.
Ночь насту­пи­ла уже; сквозь двой­ные окон­ные створ­ки
В ком­на­ту свет про­ни­кал пол­ной почти что луны.
Сон сошел на меня — от забот наш един­ст­вен­ный отдых.
Я утом­лен­ное днем тело на ложе про­стер.
Вдруг задро­жал надо мной потре­во­жен­ный кры­лья­ми воздух,
И заскри­пе­ло слег­ка, тихо кач­нув­шись, окно.
В стра­хе на левом лок­те при­под­нял­ся я на посте­ли,
Дрог­ну­ло серд­це, и вмиг про­гнан­ный сон уле­тел.
Встал предо мною Амур с лицом, иска­жен­ным печа­лью,
Ложа кле­но­во­го он левой касал­ся рукой.
Не было боль­ше на нем оже­ре­лья и яркой повяз­ки,
Не были даже слег­ка при­бра­ны куд­ри его.
Мяг­кие пряди волос, рас­тре­пав­шись, лицо при­кры­ва­ли,
Перья рас­тре­пан­ных крыл видел воочию я.
Так же они тор­чат на спин­ке воздуш­ной голуб­ки,
Если в руках у людей дол­го про­будет она.
Сра­зу его я узнал — ведь никто не изве­стен мне луч­ше! —
И, не стес­ня­ясь ничуть, так обра­тил­ся к нему:
«Маль­чик, вос­пи­тан­ник мой, мое­го изгна­нья при­чи­на,
Луч­ше бы вовсе тебя я в обу­че­нье не брал!
Ты и сюда зале­тел, где люди мира не зна­ют,
Где покры­ва­ет­ся льдом на зиму вар­вар­ский Истр?
Что тебя при­ве­ло? Наши бед­ст­вия хочешь увидеть?
Знай же, ты сам из-за них стал нена­ви­стен для всех.
В юно­сти я от тебя запи­сал шут­ли­вые стро­ки,

Где шести­стоп­но­му вслед стих пяти­стоп­ный идет.
Ты не хотел, чтобы я мео­ний­ской про­сла­вил­ся пес­ней,
Не поощ­рял вос­пе­вать подви­ги слав­ных вождей.
Факел горя­щий и лук осла­би­ли силу талан­та,
Если он, пусть неболь­шой, все-таки был у меня.
Ибо, пока твою власть и власть тво­ей мате­ри пел я,
К более важ­ным трудам был не спо­со­бен мой ум.
Мало того: на беду я глу­пую создал поэ­му,
Чтобы искус­нее ты стал от нау­ки моей.
Было несчаст­но­му мне за нее награ­дой изгна­нье

В самый дале­кий из всех, мира не знаю­щий край.
Раз­ве Эвмолп Хио­нид такое сде­лал Орфею?
Раз­ве когда-то Олимп с Мар­си­ем так посту­пил?
Раз­ве Хирон полу­чил от Ахил­ла такую награ­ду?
Раз­ве от Нумы ущерб в чем-нибудь знал Пифа­гор?
Пере­чис­лять име­на по сто­ле­ти­ям дол­гим не ста­ну —
Толь­ко меня одно­го мой уче­ник погу­бил.
Я ли тебе не давал настав­ле­нья и стре­лы, про­каз­ник?
И за нау­ку мою так ты меня ода­рил!
Сам ты ведь зна­ешь и всем под­твер­дить под клят­вою мог бы,
Что не хотел я сти­хом брач­но­му ложу вредить.
Я сочи­нял не для тех, у кого каса­ют­ся лен­ты,
Скром­но­сти знак, волос, длин­ные пла­тья — ступ­ней.
Раз­ве тому я учил, как замуж­них обма­ны­вать жен­щин,
Чтобы не зна­ли они, кто их ребен­ку отец?

Я ли не сам воз­бра­нял касать­ся этих кни­жо­нок
Тем, кото­рым закон тай­но любить не велит?
Впро­чем, к чему это все, если верят, что я под­стре­каю
К блу­ду людей, хоть его стро­гий закон запре­тил?
Все же — и пусть у тебя не зна­ют про­ма­ха стре­лы,
Пусть не угаснет тво­их факе­лов быст­рый огонь,
Пра­вит дер­жа­вою пусть и стра­ну за стра­ной поко­ря­ет
Цезарь, кото­рый тебе через Энея род­ня, —
Все же добей­ся, чтоб он не остал­ся ко мне непре­клон­ным,
Чтобы для ссыл­ки моей снос­ное место отвел».
Вот что, при­виде­лось мне, я кры­ла­то­му маль­чи­ку мол­вил,
Он же, при­виде­лось мне, речью такой отве­чал:
«Стре­лы — ору­жье мое, мое ору­жие — факел,
Цезарь и милая мать будут пору­кою мне
В том, что запрет­но­му я у тебя нико­гда не учил­ся
И что в “Нау­ке” тво­ей нет ника­ко­го вреда.
Если бы так же лег­ко ты мог и в дру­гом оправ­дать­ся —
В том, что тебе нанес­ло боль­ший, ты зна­ешь, ущерб.
Что бы то ни было, нам бередить эту рану не сто­ит,
Ты ведь не можешь ска­зать, что не вино­вен ни в чем.
Может, ошиб­кою ты назы­ва­ешь тяж­кий про­сту­пок,
Так что заслу­жен­ный гнев был не тяже­ле вины.
Все же на кры­льях сюда я путь огром­ный про­де­лал,
Чтобы тебя увидать и чтоб уте­шить тебя.
Был я в эти места когда-то мате­рью послан

Деве фасий­ской прон­зить серд­це моею стре­лой,
Ныне, сто­ле­тья спу­стя, вто­рич­но здесь появить­ся
Ты застав­ля­ешь меня, друг мой и вер­ный сол­дат.
Слу­шай: страх поза­будь, смяг­чит­ся Цеза­ря серд­це,
И по молит­вам тво­им доб­рое вре­мя при­дет.
Пусть про­мед­ле­нье тебя не стра­шит: уж бли­зок желан­ный
Миг, и радость три­умф всем без изъ­я­тья несет.
В день, когда счаст­лив весь дом, когда дети и Ливия рады,
В день, когда счаст­лив ты сам, нашей отчиз­ны отец,
В день, когда, сча­стья пол­ны, поздрав­ля­ют люди друг дру­га,
В день, когда шлют к небе­сам жерт­вен­ный дым алта­ри,
В день, когда доступ для всех открыт в свя­тей­ший из хра­мов,
В этот, наде­юсь я, день сбу­дут­ся наши моль­бы».
Мол­вил — и то ли он сам рас­та­ял в возду­хе лег­ком,
То ли нача­ли вновь бодр­ст­во­вать чув­ства мои.
Думать могу ли, что ты пло­хо при­мешь сло­ва мои, Мак­сим?
Лег­че кры­лам лебедей чер­ны­ми стать, как Мем­нон.
Но не окра­сит­ся в цвет смо­ля­ной молоч­ная вла­га,
Не забле­стит тере­в­инф так, как сло­но­вая кость.
Дух твой роду под­стать. Ты неда­ром вос­хо­дишь к Алкиду
И чере­дою отцов, и пря­мотою души.
Зависть, бес­плод­ный порок, несов­мест­на с нра­вом высо­ким,
Низ­кой пол­зу­чей зме­ей вьет­ся она по зем­ле.
Твой же воз­вы­шен­ный дух под­ни­ма­ет­ся даже над родом,
Слав­ное имя твое все же не выше души.
Пусть дру­гие вредят несчаст­ным и страх им вну­ша­ют,
Пусть им грудь ост­ри­ем, смо­чен­ным в жел­чи, язвят.
Дом твой при­вы­чен для всех, кто в беде о помо­щи молит, —
В их чис­ло, я про­шу, ты и меня допу­сти!

4. Руфи­ну

В этом сво­ем пись­ме из пон­тий­ской кре­по­сти Томы
Шлет Руфи­ну Назон чисто­сер­деч­ный при­вет
С дру­же­ской прось­бой при­нять бла­го­склон­но сти­хи о три­ум­фе,
Если книж­ка моя в Город уже добре­ла.
Скром­ный это труд, недо­стой­ный ваших ста­ра­ний,
Все же дерз­ну про­сить: будь покро­ви­тель ему!
Креп­кий и так здо­ров, что нуж­ды ему в Маха­оне —
Ищет в искус­стве вра­ча помо­щи тяж­ко боль­ной.
Так и поэты: боль­шой не нуж­да­ет­ся в мяг­ком судей­стве,
Он и при­дир­чи­вый слух пес­ней лег­ко поко­рит.
Я же, чей дар дав­но захи­рел в неиз­быв­ных стра­да­ньях
(Или, воз­мож­но, и встарь был он совсем не силен?),
Слиш­ком сла­бый, увы, я нуж­да­юсь в доб­рой под­держ­ке —
В ней отка­жи — и все пра­хом пошло для меня!

Кни­ги мои все­гда невзыс­ка­тель­ной про­сят оцен­ки,
Этой же все пра­ва на снис­хож­де­нье даны.
Труд­но ль три­умф опи­сать, если ты его видел воочью?
Что рисо­вать и как, память под­ска­жет руке.
Я же в сти­хах толь­ко то закре­пил, что жад­ное ухо

Выхва­ти­ло из мол­вы, мне заме­няв­шей гла­за.
Мож­но раз­ве рав­нять рас­ска­зом рож­ден­ное чув­ство
С жар­ким поры­вом, какой зре­ли­ще в нас воз­будит?
Золота блеск, сереб­ра и пур­пу­ра — все, что пле­ня­ло
Взо­ры, а я не видал… мне не об этом тужить!

Обра­зы стран и пле­мен, мно­го­люд­ные сце­ны сра­же­ний —
Вот что видом сво­им пес­ню пита­ло б мою.
Лица плен­ных царей, зер­ка­ла их дум зата­ен­ных,
Мне помог­ли бы сло­жить луч­ше об этом сти­хи;
А все­на­род­ный вос­торг, упо­е­нье, руко­плес­ка­нья

Самый кос­ный дух вос­пла­ме­нить бы мог­ли.
Я бы вос­пря­нул к тру­ду при этом лику­ю­щем кли­ке,
Как на при­зыв тру­бы к бит­ве сол­дат-нови­чок.
Пусть холод­на душа, как снег и лед, холод­нее
Этой студе­ной стра­ны, где исто­мил­ся Назон, —

Сра­зу б моя отта­я­ла грудь, как толь­ко, сияя
На колес­ни­це сво­ей, взо­ру явил­ся бы вождь.
Стих мой не память глаз, толь­ко смут­ные слу­хи пита­ли —
Зна­чит, закон­но про­шу мило­сти я у дру­зей.
Я ни вождей, ни стран не мог назвать поимен­но,

Про­сит работы рука — не с чем работать руке.
Мно­го ль мол­ва донес­ла о свер­шен­ном? Ничтож­ную долю!
Мно­го ль поведать мог в пись­мах к изгнан­ни­ку друг?
С пра­вом бес­спор­ным про­шу: не взы­щи, спра­вед­ли­вый чита­тель,
Если ошиб­ся я в чем, что-то совсем про­пу­стил.

Лире, настро­ен­ной в лад хозя­и­на жало­бам дол­гим,
Труд­но было, добавь, в радост­ном строе запеть.
Труд­но счаст­ли­вые шли сло­ва на сме­ну печаль­ным —
Радо­вать­ся для меня ста­ло в новин­ку, Руфин.
Как с непри­выч­ки глаз избе­га­ет ярко­го солн­ца,

Так весе­лью дав­но помыс­лы чуж­ды мои.
Кро­ме того, во всем доро­га новиз­на; за услу­гу,
Если ты с ней опоздал, бла­го­да­ре­нья не жди!
Надо бы думать, сти­хов о вели­ком три­ум­фе нема­ло
Ходит из уст в уста, чита­но напе­ре­бой.

Све­жею их стру­ей уто­лил свою жаж­ду чита­тель,
Что ему чаша моя с теп­лой, застой­ной водой!
Я не ленил­ся тво­рить, не леность при­чи­ной задерж­ки —
Не отпус­ка­ет меня берег пре­дель­ный морей.
Весть пока допле­лась до нас, да пока сочи­нял я

Спеш­но сти­хи, и к вам шли они — год мино­вал!
Нема­ло­важ­но и то, подо­брал­ся ли к розам ты пер­вый
Иль запозда­лой рукой гра­бишь обо­бран­ный куст.
Диво ли, если в саду, где луч­шим дру­гой пожи­вил­ся,
Ты на достой­ный венок вдо­воль цве­тов не нарвешь?

Прось­ба к поэтам: вкривь не тол­куй­те! Не с вами тягать­ся
Ищет Муза моя — лишь оправ­дать­ся самой.
Общая служ­ба у нас, нам рав­но свя­тая, поэты,
Если несчаст­ных пев­цов ваш не чура­ет­ся хор!
Были вы частью моей души, дру­зья, и сего­дня

Я и в раз­лу­ке к вам думой при­выч­ной тянусь.
Так раз­ре­ши­те вру­чить сти­хи мои вашей защи­те —
Сам за них гово­рить я не могу на суде.
После кон­чи­ны при­дет при­зна­нье — а на живо­го
Чер­ная зло­ба тай­ком точит завист­ли­вый зуб.

Если убо­гая жизнь подоб­на смер­ти — меня вам
Впо­ру зем­ле пре­дать, чтоб довер­ши­лась судь­ба.
Что ж! Пус­кай этот плод трудов моих каж­дый осудит —
Станет ли кто хулить самую рев­ность мою?
Пусть недо­ста­ло сил — похва­лы достой­но усер­дье;

Истая рев­ность моя, верю, угод­на богам!
Бла­го­че­сти­вый бед­няк при­дет к алта­рю — и при­я­тен
Богу ягне­нок его с туч­ным быком наравне.
Столь велик пред­мет, что даже тво­рец «Эне­иды»
Еле мог бы под­нять тяжесть его на пле­чо.
А эле­ги­че­ский стих, кре­нясь на неров­ных коле­сах,
Раз­ве сне­сет этот груз — гор­дых побед тор­же­ство?
Как подо­брать мне раз­мер для новых сти­хов — ибо знаю:
Бли­зок вто­рой три­умф — будешь ты, Рейн, поко­рен!
Если не лгут сло­ва вдох­но­вен­ных поэтов, готовь­те

Новый Юпи­те­ру лавр, ста­рым не дав почер­неть.
Это не я гово­рю с бере­гов реки, из кото­рой
Воду недоб­рую пьет неза­ми­рен­ный сар­мат.
Это божий глас, это бог моим серд­цем вла­де­ет,
Повеле­ва­ет вещать, речь мою тай­но ведет.

Ливия, мед­лишь зачем? Колес­ни­цу готовь для три­ум­фа —
Уста­но­ви­ла тебе срок непре­лож­ный вой­на.
Мечет Гер­ма­ния в нас веро­лом­но бес­силь­ные копья —
Это тем боль­ший вес сло­ву про­ро­ка дает.
Сбудет­ся ско­ро оно, поверь: в колес­ни­це поче­та

Сын повтор­ный три­умф спра­вит со сла­вой двой­ной.
Ты баг­ря­ни­цу готовь — обла­чить победи­те­ля пле­чи,
Сам избе­рет чело, не обо­знав­шись, венец.
Шле­мы пусть и щиты само­цве­та­ми, золо­том рде­ют,
Пусть воз­не­сет­ся тро­фей над побеж­ден­ным вра­гом.
С баш­ня­ми пусть горо­да и твер­ды­ни из кости сло­но­вой
Наш обо­льща­ют взор яви подо­бьем живым.
В руби­ще пусть, в камы­шо­вом вен­ке на спу­тан­ных кос­мах
Воду Рейн поне­сет, кро­вью ее заму­тив.
Дай­те плен­ным царям отли­чья их и убо­ры —

Пыш­но­стью тка­ней укрыть новой судь­бы нище­ту.
Все к тор­же­ству готовь, что тво­их сорат­ни­ков доб­лесть
Заво­е­ва­ла тебе — и заво­ю­ет еще!
Боги, не зря вну­шив­шие мне воз­ве­стить о гряду­щем,
Дай­те свер­шить­ся ско­рей вер­ным поэта сло­вам!

5. Кот­те Мак­си­му

Спро­сишь, откуда при­шло пись­мо, что теперь ты чита­ешь?
Изда­ле­ка, где с мор­ской синью меша­ет­ся Истр.
Если стра­на назва­на, то при­пом­нить­ся дол­жен писав­ший:
Пуб­лий Назон, поэт, сгуб­лен­ный даром сво­им.
Как бы хотел он тебе не с бере­га гетов кос­ма­тых,
Кот­та, при­вет пере­дать, но повстре­чать­ся с тобой.
Юно­ша, отчее в ком воз­рож­да­ет­ся вновь крас­но­ре­чье,
Я про­чи­тал твою речь, люд­ный пле­нив­шую суд.
Мой тороп­ли­вый язык читал ее более часа,
Но и такая она слиш­ком была корот­ка.
Я ее взду­мал про­длить, читая сно­ва и сно­ва, —
С каж­дым разом она нра­ви­лась мне все силь­ней.
Пре­ле­сти не отни­ма­ет у ней повтор­ное чте­нье —
Зна­чит, пле­ня­ет она силою, не новиз­ной.
Счаст­ли­вы те, кто ее от тебя на фору­ме слы­шал:
Им насла­дить­ся при­шлось уст крас­но­ре­чьем таких.
Ибо, хотя хоро­ша на вкус вода и в сосуде,
Мно­го при­ят­нее пить из само­го род­ни­ка.
Ябло­ки нам при­ят­ней сры­вать с вет­вей накло­нен­ных,
Чем из чаши рез­ной брать за обиль­ным сто­лом.
Не про­ви­нись я, не будь моя муза при­чи­ной изгна­нья,
То, что про­чи­та­но мной, слы­шал бы я от тебя,
Может быть, вновь в суде ста мужей заседая при­выч­но,
Речи тво­ей бы вни­мал, преж­нюю долж­ность заняв,
Чув­ст­во­вал, как наслаж­де­ньем мое напол­ня­ет­ся серд­це,
И, увле­чен­ный, с тобой был бы согла­сен во всем.
Но, коль судь­ба отня­ла у меня и вас, и отчиз­ну
И захо­те­ла, чтоб я с дики­ми гета­ми жил,
Чаще, про­шу я тебя, пло­ды тво­е­го при­ле­жа­нья —
Чтобы каза­лось, что мы свиде­лись, — мне при­сы­лай.
Так же, как делаю я, — если ты не сочтешь недо­стой­ным
Мой при­мер, ибо сам луч­ший мне мог бы подать.
Я ведь, хотя и дав­но для вас, мой Мак­сим, поте­рян,
Свой напря­гаю талант, чтобы не сги­нуть совсем.
Тем же и мне ответь, чтобы чаще пло­ды тво­их бде­ний
Впредь и сослан­ный друг брал бла­го­дар­ной рукой.
Юно­ша милый, кому боль­ше всех посвя­щал я уси­лья,
Не ради них ли, ска­жи, ты вспо­ми­на­ешь меня?
Кажет­ся ль мне, что, дру­зьям читая новую пес­ню
Или, как делать при­вык, их застав­ляя читать,
Чув­ст­ву­ешь ты ино­гда, забыв душой об утра­те,
Вдруг, что чего-то тебе близ­ко­го недо­ста­ет?
И как, быва­ло, при мне ты при­вык гово­рить о Назоне,
Все ль у тебя на устах имя его и теперь?
Пусть мне смерть при­не­сет стре­ла из гет­ско­го лука
(Видишь, за лжи­вую здесь клят­ву рас­пла­та близ­ка!),
Если и в ссыл­ке тебя не вижу я посто­ян­но,
Бла­го сво­бо­ден идти дух мой, куда захо­чу.
Так, не зри­мый никем и духом Рима достиг­нув,
То я вни­маю тебе, то я с тобою гово­рю.
Как мне быва­ет тогда хоро­шо, пере­дать я не в силах;
Самы­ми свет­лы­ми мне кажут­ся эти часы.
Веришь ли, мнит­ся тогда, что я очу­тил­ся на небе,
Что полу­чил я удел в сон­ме бла­жен­ных богов.
Но воз­вра­ща­юсь сюда, небе­са и богов покидаю…
Как неда­ле­ко течет Стикс от Пон­тий­ской зем­ли!
Если ж из этой зем­ли мне вер­нуть­ся пре­пят­ст­ву­ют судь­бы,
Тщет­ной надеж­ды меня, Мак­сим, ско­рее лиши!

6. Неиз­вест­но­му

С моря Евк­син­ско­го шлет Назон при­я­те­лю (имя
Чуть было я не назвал) крат­кие эти сти­хи.
Если бы, кто ты такой, рука напи­са­ла оплош­но,
Эта учти­вость твой вызвать мог­ла бы упрек.
Но поче­му не как все, кто опас­но­сти в этом не видит,
Про­сишь ты имя твое в наших сти­хах ута­ить?
Если не веда­ешь ты, сколь мило­стив даже во гне­ве
Цезарь, то в этом бы мог ты убедить­ся на мне.
Кару, что ныне терп­лю, ни на сколь­ко я не смяг­чил бы,
Если бы вынуж­ден был сам свой про­сту­пок судить.
Пом­нить дале­ких дру­зей нико­му не пре­пят­ст­ву­ет Цезарь,
Не запре­ща­ет писать пись­ма ни мне, ни тебе.
Нет пре­ступ­ле­ния в том, чтобы дру­гу подать уте­ше­нье,
Тяж­кую участь его лас­ко­вым сло­вом смяг­чить.
Что же напрас­ный твой страх обра­ща­ет про­стое уча­стье
В нечто дур­ное в гла­зах наших высо­ких богов?
Видим же мы ино­гда, что сра­жен­ные мол­нией — живы
И что Юпи­тер вос­стать им не меша­ет ничуть.
Было Неп­ту­ном в кус­ки раз­би­то суд­но Улис­са,
Но Лев­ко­фея плов­цу не отка­за­лась помочь.
Верь мне, боги щадят небо­жи­те­ли смерт­ных несчаст­ных
И сокру­шен­ных гне­тут беда­ми не до кон­ца.
Нет нико­го из богов снис­хо­ди­тель­ней прин­цеп­са нра­вом,
Силы свои уме­рять он пра­во­су­дьем при­вык.
Цезарь недав­но почтил Пра­во­су­дье мра­мор­ным хра­мом,
Преж­де во хра­ме души с честью его водво­рив.
Мно­гих Юпи­тер разит по при­хо­ти мол­нией жгу­чей,
Кем по раз­ме­ру вины не был заслу­жен удар,
Мно­гих плов­цов вла­ды­ка морей схо­ро­нил под вол­на­ми —
Мно­ги­ми ль вправ­ду была эта заслу­же­на смерть?
Если гиб­нут в бою храб­рей­шие, Марс этот выбор
Будет и сам при­нуж­ден неспра­вед­ли­вым при­знать.
Толь­ко меж нас если ты любо­го спро­сить поже­ла­ешь,
Вряд ли кто ска­жет, что казнь тер­пит без вся­кой вины.
И ведь того, кто убит водой, огнем или Мар­сом,
Не воз­вра­тит ни один вновь насту­паю­щий день —
Мно­гих зато воз­вра­тит и мно­гим смяг­чит нака­за­нье
Цезарь… Молю, чтобы мне быть сре­ди них он велел!
Ты же в то вре­мя, когда подоб­ный прин­цепс над нами,
Ссыль­но­му сло­во послав, сам себя видишь в беде?
Был бы, навер­но, ты прав, будь у нас Буси­рид гос­по­ди­ном
Или пра­ви­тель, что жег запер­тых в меди мужей.
Доб­рой души не порочь перед все­ми измыш­лен­ным стра­хом.
Что ты опас­ных кам­ней в мир­ных боишь­ся водах?
Даже и то, что не начал я сам пись­мо с обра­ще­нья,
Кажет­ся мне, изви­нить мож­но с вели­ким трудом.
Но пора­жен­но­го страх лишил спо­соб­но­сти мыс­лить,
В нем рас­судок угас перед наше­ст­ви­ем бед,
И уж не гне­ва судьи, а судь­бы сво­ей опа­са­ясь,
Соб­ст­вен­ной под­пи­си я начал боять­ся и сам.
После упре­ков таких бла­го­дар­но­му серд­цем поэту
В кни­гах поз­воль назы­вать милых дру­зей име­на.
Стыд на обо­их падет, если, бли­зо­стью дол­гой со мною
Свя­зан­ный, в этих сти­хах назван не будешь ты мной,
Все-таки я, чтобы сна тебя не лиши­ла тре­во­га,
Буду, насколь­ко ты сам хочешь, с тобою учтив
И умол­чу, кто ты есть, пока ты не дашь раз­ре­ше­нья:
Я не стрем­люсь нико­му силой свой дар навя­зать.
Ты же того, кого мог бы любить без опас­ки откры­то,
Если опас­ность тебе мнит­ся, люби хоть тай­ком.

7. Дру­зьям

Боль­ше нет слов у меня про­сить все о том и том же,
Стыд­но пустые моль­бы мне повто­рять без кон­ца.
Одно­об­ра­зье сти­хов вну­ша­ет вам отвра­ще­нье,
Кажет­ся, прось­бы мои помни­те вы наизусть.
Что бы я вам ни писал, вы всё, конеч­но, заране
Зна­е­те сами, не сняв вос­ка с завя­зок пись­ма.
Пусть поэто­му смысл изме­нит мое сочи­не­нье,
Чтобы мне в тысяч­ный раз про­тив тече­нья не плыть.
Что упо­вал я на вас, за это, дру­зья, изви­ни­те:
Гре­шен пред вами впредь этим не будет Назон.
Пусть не корят меня тем, что я в тягость жене, у кото­рой
Вер­ность и робость рав­ны, рве­нья же нет и следа.
Это сне­сешь ты, Назон, пото­му что худ­шее вынес:
Груз для тебя ника­кой боль­ше не будет тяжел.
Взя­то­му в ста­де быку при­вы­кать не хочет­ся к плу­гу
И нелег­ко под­став­лять воль­ную шею ярму.
Я же, с кото­рым судь­ба обхо­дить­ся при­вык­ла жесто­ко,
Не ново­бран­цем теперь встре­чу любую беду.
В зем­лю гетов попав, я, вер­но, умру сре­ди гетов:
Пар­ка, что нача­ла, пусть доведет до кон­ца.
Лег­че с надеж­дою жить, если толь­ко она не бес­плод­на,
Если ты хочешь чего, думай, что это­му быть.
Далее сле­ду­ет шаг — в спа­се­нье боль­ше не верить
И убедить­ся, что ты бес­по­во­рот­но погиб.
Видим же мы, что порой от лече­нья ста­но­вят­ся шире
Раны, и луч­ше бы их было не тро­гать совсем.
Лег­че погибнет пло­вец, погло­щен­ный вне­зап­ной вол­ною,
Чем уто­мив­ший свои руки в борь­бе про­тив волн.
Что это взду­ма­лось, мне, что могу я от скиф­ских пре­де­лов
Быть уда­лен­ным и жить в более мир­ной стране?
Что это взду­ма­лось мне како­го-то ждать облег­че­нья —
Или была мне моя так непо­нят­на судь­ба?
Вот я и мучусь силь­ней, и мне обнов­ля­ет изгна­нье,
Вновь про­буж­дая печаль, вид опо­стылев­ших мест.
Все-таки луч­ше по мне, что мед­лит рве­ние близ­ких,
Чем если б хло­поты их встре­ти­ли пол­ный отказ.
Дело так труд­но, дру­зья, что у вас не хва­та­ет отва­ги —
Но лишь про­ся­щий того, кто даро­вал бы, най­дет.
Толь­ко бы Цеза­ря гнев запре­та мне не поста­вил —
Я бы бес­тре­пет­но смерть в водах Евк­син­ских нашел.

8. Фабию Мак­си­му

Что за пода­рок из Том, ломал я голо­ву часто,
Мож­но было б тебе, Мак­сим, на память послать?
Золо­то я бы послал, сереб­ро послал бы охот­но,
Но ты им рад, лишь когда сам ода­ря­ешь дру­гих.
Да и зем­ля здесь совсем не бога­та цен­ным метал­лом,
И зем­ледель­цам его враг не дает добы­вать.
Часто одеж­ды твои укра­шал свер­каю­щий пур­пур,
Но не сар­ма­та рука ярки­ми сде­ла­ла их.
Шерсть у овец тут гру­ба, и доныне искус­ст­вом Пал­ла­ды
Жен­щи­нам этой стра­ны не уда­лось овла­деть.
Здесь они не прядут, но дары Цере­ри­ны мелют,
Тяж­кие на голо­ве носят кув­ши­ны с водой.
Здесь с вино­град­ной лозой не дру­жат стат­ные вязы,
Осе­нью вет­ви не гнет тяжесть созрев­ших пло­дов.
Скорб­ную толь­ко полынь родит невзрач­ное поле —
Горечь ее отда­ет горе­чью этой зем­ли.
Так что, по мне, ниче­го в суро­вой обла­сти Пон­та
Не было, что пода­рить близ­ко­му я бы хотел.
Я посы­лаю тебе в кол­чане скиф­ские стре­лы —

Пусть обаг­рят­ся они кро­вью вра­га тво­е­го.
Вот каки­ми здесь трост­ни­ка­ми пишут­ся книж­ки,
Вот какая из Муз здесь про­цве­та­ет у нас!
Совест­но мне посы­лать такой ничтож­ный пода­рок
Дру­гу, но все же его ты бла­го­склон­но при­ми.

9. Бру­ту

Из-за того, что во всех этих книж­ках смысл оди­на­ков,
Пишешь ты, Брут, что мои кто-то поно­сит сти­хи.
Я, мол, все толь­ко про­шу посе­лить меня где-нибудь бли­же,
Я лишь твер­жу, что меня здесь обсту­па­ют вра­ги.
О, сколь из мно­гих гре­хов в вину вме­ня­ют еди­ный!
Если лишь в этом порок музы моей — не беда.
Сам я в кни­гах моих погреш­но­сти вижу отлич­но,
Хоть и сверх меры свои нра­вят­ся людям сти­хи.
Хва­лит созда­тель свой труд: так, может быть, Агрий когда-то
Всех уве­рял, что Тер­сит очень собою хорош.
Нет, мой вкус не впа­дет нико­гда в такую ошиб­ку:
Все, что создал, не могу я без раз­бо­ра любить.
Что ж я, ты спро­сишь, гре­шу, если сам погреш­но­сти вижу,
И недо­стат­ки зачем я в сочи­не­ньях терп­лю?
Но ведь совсем не одно — болеть и лечить от болез­ней:
Боль ощу­ща­ет любой, может унять ее врач.
Сло­во желая порой изме­нить, я его остав­ляю:
Вку­су, как вид­но, теперь силы мои не рав­ны.
Часто пре­тит мне (зачем мне в том пред тобой отпи­рать­ся?)
Все исправ­лять и нести бре­мя трудов без кон­ца.
Труд сочи­ни­те­лю в радость и труд­но­сти сам облег­ча­ет,
Вме­сте с душою твор­ца дело рас­тет и кипит.
Пра­вить быва­ет все­гда настоль­ко ж труд­нее, насколь­ко
Более, чем Ари­старх, был Мео­ни­ец велик.
Так поры­ву вредит мед­ли­тель­ный холод уси­лий,
Так оста­нов­лен уздой может быть ска­чу­щий конь.
Пусть же Цеза­ря гнев не смяг­чат бла­го­склон­ные боги,
Пусть не укро­ет зем­ля мир­ная кости мои,
Если, когда я порой пыта­юсь удво­ить ста­ра­нья,
Пере­до мной не вста­ет участь пре­гра­дой моя.
Чуть не безум­ным себе я кажусь, сти­хи сочи­няя
И сре­ди гетов еще про­буя их исправ­лять.
Зна­чит, нет ниче­го про­сти­тель­ней в наших писа­ньях,
Неже­ли то, что смысл всюду почти что один.
Радост­но в радо­сти пел, пою печаль­но в печа­ли:
Та и дру­гая пора в создан­ном мною зву­чит.
Как было мне не писать о тре­во­гах суро­во­го края?
Как не твер­дить, что хочу в мир­ной зем­ле уме­реть?
Но, повто­ряя одно, едва ль я буду услы­шан,
Если ж не внем­лют сло­вам, то бес­по­лез­ны они.
Кро­ме того, об одном я писал, обра­ща­ясь ко мно­гим,
Голос один при­зы­вал мно­гих на помощь прий­ти.
Ради того, чтоб у нас не нашел повто­ре­ний чита­тель,
Сто­и­ло ль, Брут, мне про­сить лишь одно­го из дру­зей?
Слиш­ком цена доро­га! Зна­то­ки, за при­зна­нье про­сти­те:
Я спа­се­нье ценил выше, чем сла­ву сти­хов.
Далее, что бы поэт для себя ни выбрал пред­ме­том,
Может он волей сво­ей мно­гое в нем изме­нить.
Муза моя меж­ду тем — лишь прав­ди­вый свиде­тель несча­стий,
И непод­куп­но­стью лишь речи весо­мы ее.
Я ведь не кни­гу писал, я о том забо­тил­ся толь­ко,
Чтоб от меня полу­чил каж­дый из близ­ких пись­мо.
После, собрав кое-как, я их раз­ме­стил без поряд­ка —
Так что не думай, что плод выбо­ра — этот мой труд.
Мило­стив будь же к сти­хам, не жела­ньем сла­вы рож­ден­ным:
Их поро­ди­ли на свет поль­за и дру­же­ский долг.

—————

—————

—————

Конец стихотворения – все стихи в оригинале.

Стихотворная библиотека. Становитесь участником и публикуйте свои собственные стихи прямо здесь

Стихотворное чудовище – многоязычный сайт о поэзии. Здесь вы можете читать стихи в оригинале на других языках, начиная с английского, а также публиковать свои стихи на доступных языках.

© Poetry Monster, 2021. Стихи на английском.

Найти стихотворение, читать стихотворение полностью, стихи, стих, классика и современная поэзия по-русски и на русском языке на сайте Poetry.Monster.

Read poetry in Russian, find Russian poetry, poems and verses by Russian poets on the Poetry.Monster website.

Блог редактора Poetry Monster о политике, экономике, русском языке

Внешние ссылки

Yandex – лучший поисковик на русском языке

Qwant – лучий поисковик во Франции, замечателен для поиска на французском языке, также на других романских и германских языках

Duckduckgo

Министерство культуры Российской Федерации

Вернуться на главную