Образ на запотевшем стекле старой пошивочной

Там, где церковь Святого Юрьевского Исидора
По большевистски поток тот Гриболюдова
На Екатерининском канале
Я шёл с тобою рядом, недоросль и увалень
По улицам познавших недавний ужас мора
И путь лежит ничего не обещающий
Нам ничего кроме бессмысленной печали
Шел снег, на наши лица и на лица чуждые
Пухом цепляясь цепко всем за щеки
Снежинки падали, а шли мы некому ненужные
Туда, где страдальцы циклопически и многооки
И где пломбир вкуснейший сладкий сливочный
И от раздавленных сараев на кладке грязные подтёки
Идём, друзья, идём мимо распивочной
Идём, друзья, не надувайте щеки
Санкт-Петербург, Ленинград, Коломна
Потом в ателье, в пошивочной
Ты Ленин гад, тварь, грехи твои огромны
Смотрел на идола, хоть думать было лень
Сквозь запотевшее стекло
На улицу, шныряли тени горожан
Ты со своей тканью пришли шить мне куртку
Из такни цвета баклажан
А может ткань была зелёный
Я благодарен страшно по сей день
Тебе за жертвы и за всё,
Чего я был может не достоин
Где эта куртка? Где-то ателье7
Всё сгинуло. Пропало.
Я наедине, один и знаю,
Что не монах, не воин
Не помолился и не отдал честь стране
Которая как и я была ошибкой
Снежный налет снаружи на окнах ателье
Советский модернизм расплылся вширь улыбкой
Я знал так уже тогда так много о вине
О той вине, не том вине, что пьют
Пришла уборщица и тряпкой стерла образ Исидора
Тех кто умен, по жизни много бьют
Сказала, жизнь бьёт вас без жалости
Она попутчица террора
Жизнь есть террор
И Екатеринского канала стерла вид
Что таращитесь, вы нечисть, полудурки
Пора идти, сказала, картинки больше нет
И нет тебя давно, и нет давно той куртки,
Только угасающей памяти остались вспышки
О ней и о тебе
Погасшей яркой звезды радиация
Летит через вселенную
И вкус пропавшей без вести
Пропавшей ленинградской пышки
Какой, скажите, вы товарищ теперь стали нации
Позор
И всю упало, режим, и строй – долой! Долой!
Вас хоронить или кремация?
Спросил протягивая маме счёт портной.