I
«Духом твёрд, я умираю.
Плакать не́ о чем, друзья.
Все сойдём к тому же краю
Мы с дороги бытия.
Всё равно увянут розы,
В ранний миг иль в поздний час:
Ни отчаянье, ни слёзы
Не воротят к жизни нас.
Жил я пышно, знаменито
Паном многих волостей;
У меня была открыта
В за́мках дверь для всех гостей.
Кто ко мне на угощенье
Приглашаем не был? Кто?
Имя, власть, богатство — тленье!
О, великое значенье!
О, великое ничто!
Дым и прах великость эта.
Я своим величьем свет
Удивлял, и вот от света
Отхожу я в цвете лет!
По чужим краям скитался;
Книгоед был; разум мой
Всё за призраком гонялся
Жалкой мудрости земной.
О, тщета научной муки!
Изучай и то, и то!
Порча глаз и бездна скуки!
О, великие науки!
О, великое ничто!
Дым и прах вся мудрость эта;
Свет ученья — тщетный свет;
Вот и от науки света
Отхожу я в цвете лет!
Чтима мной была и вера
Свято в сердца простоте;
Награждал я для примера
Добродетель; те и те
Храмы украшал дарами
И молился в каждом храме:
Думал, долгий век за то
Бог мне даст: что ж вижу ныне?
О, великая святыня!
О, великое ничто![1]
Святость, набожность вся эта —
Дым и прах! Спасенья нет.
Вот во мрак от веры света
Отхожу я в цвете лет!
О Творец! Без сожаленья
Ты играешь нами: вдруг
Умирает пан; — из слуг,
Ожидавших награжденья,
Не успел он никому
Заплатить за их услуги.
Дал ты милую ему,
Дал друзей: вдруг смерть во тьму
Шлёт его — прощайте, други!
Лишь успел он расцвести
Сердцем — милая, прости!»
Так, средь жалоб и роптаний,
При друзьях своих, склонясь
На приязненные длани,
Навсегда Тукай угас.
Вслед за тем удар громовый
Кровлю здания сорвал,
И средь залы вдруг суровый
Старец как с небес упал!
До колен брада седая;
Весь в морщинах, ветхий лик;
В пол дубинкой ударяя,
«Гей! Тукай!» — воззвал старик,
И сорвав его с постели,
За собою он повлёк…
Вот вдвоём перелетели
Вал и стражу сквозь поток
Ливня, в мраке, где порою
Чуть проглядывавший луч,
Робко брошенный луною,
Мигом гаснул в гуще туч.
Мчатся чрез межи, границы,
Через топей глубину,
Чрез окрестности Гнилицы,
Чрез Колдычева[2] волну,
И средь леса уж густого,
Где до туч гора Зярнова,
Снизу чёрная как мгла,
Сизый верх свой подняла,
Стали. Старец на колени
Пал тут у могильной сени,
Взвёл глаза, уста открыл,
Поднял руки, длани стиснул,
Трижды вскрикнул, трижды свистнул
И затем проговорил:
«Ну, Тукай, дорожка эта,
Замечай, ведёт отсель
За болота, к краю света,
Где живёт мудрец Полель.
Мудрый мудрому и нужен;
Ты — учёный, знаю я;
Добродетель мне твоя
То ж известна; ты был дружен
С жизнью, ты её любил,
Был хорошим человеком,
Только, видишь, долгим веком
Бог тебя не наделил.
Но удел твой не потерян:
Снова для друзей земных
Можешь жить ты; будь уверен
В силе способов моих!
Жить для слуг и для сердечно
Обожаемой жены;
Дни твои, продолжены,
Могут длиться даже вечно!
Мог тебе б я услужить
Средством жить и вечно жить,
Но, по высшему завету,
По уставам роковым,
Я открою тайну эту
Не иначе как двоим:
Одному нельзя. Другого
Человека избери!
Да не промахнись, смотри!
Друга верного такого
Надо тут избрать тебе,
Чтоб ему ты верил смело
Так, как самому себе.
Рассуди, какое дело:
Оправдает выбор он —
Дар ты примешь жизни вечной;
Нет? То будешь присуждён
К смерти, к муке бесконечной». —
«Старец! — возразил Тукай. —
Вещих слов твоих значенье
Непонятно. Объясненье
Нужно. Выразуметь дай!» —
«Слушай: выбери другого
Человека, — старец снова
То же молвил, — но притом
Дельно с сердцем и с умом
Должен ты сообразиться.
Важный шаг! Не погреши!
Жребий тела и души
Этим выбором решится:
Будет избранный твой друг
Верен — наживёшься вволю
Ты, приняв бессмертья долю;
Нет? — Ты жертва вечных мук!»
Онемел Тукай: ни слова!
В душу влезешь ли другого
Человека? Многих слуг
Хоть иной за верных числит,
А измену встретит вдруг.
«Разве милую, — он мыслит, —
Взять мне тут или жену?» —
И раздумья в глубину
Погрузился. «Да, конечно,
Или ту, кому сердечно
Предан я, кого люблю;
Или ту, с кем всё делю
В бурном жизненном теченье.
Да!» — И вновь его сомненье
Стало мучить, оробел
И молчит: ему, как видно,
Пред самим собою стыдно
Так, что даже покраснел;
Снова в мысли углубился;
Вот уж, кажется, решился;
Слово, кажется, звучит
Уж в устах его: решенье
Уж созрело… Вот — мгновенье!..
Нет! Опять Тукай молчит.
«Так умри ж! — в негодованье
Сам себе он говорит. —
Жизнь — безумное желанье!
Жизнь влачить мне для чего?
Этой жизни смысл потерян,
Если нету никого,
В ком бы мог я быть уверен».
И раздумывает он
Снова: «Как! Я окружён
И прислугой, и связями,
И женою, и друзьями,
Всеми окружён — и вот!..»
Вдруг затмился неба свод,
Грянул гром… землетрясенье!
Страх и ужас! Нет спасенья!
Хляби водные кипят,
Горы рушатся, трещат,
Лес пылает, никнут скалы;
Там — обвалы; тут — провалы;
И — при грохоте громов —
(Власть была ль тут злых духов,
Бог ли так распорядился)
Вдруг Тукай уж очутился
Вновь на ложе средь своих
Приближённых. При таких
Дивных дивах — дыбом волос!
Чу! Звучит в пространстве голос:
«Покорись же злой судьбе!
Человека нет такова,
Ты кому бы, слово в слово,
Верил так, как сам себе».
II
«Есть! — вскричал Тукай, — имею
Друга я». — И вдруг сошла
Бледность у него с чела;
Прежней свежестью своею
Просиял он разом вновь,
Взоры блещут: он — здоров!
Встал воскресший из могилы
В цвете жизни, в цвете силы;
Изумились доктора:
Жив Тукай и предоволен,
Словно вовсе не был болен, —
Вот природы-то игра!
Только вдруг Тукая оку
Хартия мелькнула сбоку
Близ подушки. Он глядит:
Точно! На бычачьей коже
Литеры: помилуй, Боже!
Здесь секретный был открыт
(Адской силою конечно)
Способ жить на свете вечно.
Эту хартию Тукай
Вмиг схватил: читать давай!
И читает:
«Молодая
Лишь луна взойдёт мерцая,
Ты отправься той порой
В рощу ту, что за горой.
Там есть камень поседелый,
А под камнем — корень белый:
Корень этот ты сорви —
И живи себе, живи!
А как смерть почуешь — смело
Ты вели своё всё тело
По частям расчетверить,
А тот корень уварить
Дай в воде над сильным жаром
И намазать этим взваром
Повели в конце всего
Части тела своего:
Мигом дух срастётся с телом,
Вмиг ты встанешь здравым, целым
В цвете юности опять;
И таким путём свободно
Можешь, сколько раз угодно,
Умирать и оживать».
Шло за этим наставленье,
Что блюсти при отсеченье
Головы и рук, и ног,
Что, когда и как творится,
И в какой воде варится
Тот волшебный порошок;
Сколько взять чего, и этак
Или так — объяснено.
И в post scriptum[3] напоследок
Было вот что внесено:
«Если тот, кто умащенье
Тела будет совершать,
Нам отдастся в искушенье
И решится показать
Чудный корень тот другому,
Или к часу роковому
Умащенья не свершит,
Иль в ином чём погрешит —
Корень вмиг лишится силы:
Тело в снедь пойдёт могилы,
В ад же прянет, к нам спеша,
Вашей милости душа.
Пункт условный чист и ясен;
На него коль ты согласен,
То, чтоб в силу он вошёл,
Акт наш пусть тебе предъявит
И взамен нам твой представит
Мефистофель, наш посол.
При взаимном соглашеньи
Помни: ты об искушеньи
Предварён. Не бей челом
И не жалуйся потом
На бесовскую приманку!
Не толкуй ни то, ни сё!»
А затем — по форме всё:
«Тартар. В шабаш, спозаранку.»
Подписал и расчеркнул
Сам владыка: «Вельзевул».
Акт, венчаемый успехом,
Был скреплён «Адрамелехом».
Понахмурился Тукай:
Он постскриптума такого
И не чаял; дело снова
Плохо, как тут ни смекай!
Вот он сел, облокотился,
И на акт скосивши взор,
Нос повесил, лоб потёр;
Табачку нюхнул, решился
Вновь прочесть, пергамент взял,
На руке его повзвесил,
Обглядел, перечитал
И опять сидит невесел.
Думал, думал, да потом
Хвать об стол он кулаком,
И, проскрежетав зубами,
Вдруг вскочил из-за стола
И, взмахнув перед собою
Энергически рукою:
«Эх! — вскричал. — Куда ни шло!
Пусть так будет!» — Вновь садится
И; молчит он: не сидится!
Встал и ходит; на чело
Точно облако легло.
Не лишиться бы рассудка!
Дело с дьяволом — не шутка!
Мыслит: «Или вечно жить,
Или — дьяволу служить
Вечно», — и молчит, ни слова;
Но за мыслью мысль готова
Волновать его, крушить.
И Тукай средь мыслей мрака
Только губы жмёт; однако
Надо чем-нибудь решить.
От друзей толпы кипучей
Он ушёл — и, одинок,
Волею своей могучей
Движет разума станок.
Тут свой акт, до утвержденья,
Взяв клещами размышленья,
Он порядком сжал его,
И меж дум многоразличных
Щупом смысла своего
Ищет сходств аналогичных;
Те ж сужденья, что в одном
Прежде выводе смыкались,
Разделяет он: анализ
Их сечёт своим ножом;
Заключение готово,
Где в экстракте мыслей сок
Содержался весь, и в слово
Так Тукай его облёк:
«Что ж? Какие б искушенья
Ни были со всех сторон
(Те, о коих извещён
Я заранее), деленья
Все их, кажется, должны
В три быть пункта сведены:
Чтоб привлечь кого к измене,
Надо в том, кого злой гений
Хочет к этому склонить,
Любопытство возбудить,
Иль (корысть не за горами)
Подкупить его дарами,
Иль встревожить, напугать
Тем, другим иль третьим взять
Человечью душу надо;
Три дороги козням ада.
Наконец, чтоб в трёх словах,
Вкратце, выразилось это,
Три тут видятся предмета:
Любопытство, жадность, страх.
Посему такой особе,
Взяв которая свой щит,
В той, другой и третьей пробе
Искушенье отразит
И упорно, хладнокровно
Трижды выстоит в борьбе,
Можно верить безусловно,
Так, как самому себе».
Вот Тукай за дело хочет
Взяться. Вот уж он хлопочет
О чернилах и песке;
Встал, идёт, чтоб на листке
Изготовить акт свой грешный,
Но идёт стопой неспешной:
Тёмно кажется ему,
И писать в такую тьму
Невозможно; он не в силах,
Да и плесень на чернилах.
Вот он две свечи зажёг
И чернил не поберёг:
В две чернильницы их налил;
После ж зубы приоскалил
И с гримасой посмотрел:
Локоть что ли заболел.
Взял перо — в раскепе волос;
Тиснул к ногтю: раскололось;
Взял другое: кончик туп.
Сквозь ужимку бледных губ
Он ворчит и тяжко дышит;
Напоследок, сел и пишет
На краю листка того:
«В утверждение сего
Подписуюсь». — А за сими
Вслед словами нужно имя.
Добрых полчаса прошло
Прежде, чем, склонив чело
И качая головою,
Полон думой роковою,
Он на форменном листе
Кончил дело с буквой Т —
С первой буквой. В той же строчке,
Вновь в раздумье углублён,
Маленьких четыре точки
Выставил легонько он.
Уж написано, готово…
Нет! На письменный свой труд
Всё он смотрит, смотрит снова…
Не́чему смеяться тут:
Всякий сам попробуй — ну-тка!
Дело с дьяволом — не шутка.
Как же был он сверх того
Озадачен. Вот проказа
Чёрта! При начале фразы:
«В утверждение сего»
Буква В вдруг зажужжала,
Зашумела, завизжала,
Стала корчиться в краях,
Трогаться отчасти с места
И вздыматься словно тесто
При броженьи на дрожжах.
Ужас! Эдакие страсти!
Тут округлость нижней части
Этой буквы, что была
У него под чутким ухом
Так шумлива, стала брюхом,
Вверх ли рёбрами пошла,
И из верхней половины,
Что шипела всё сперва,
Вышла чёрту голова:
Формы эдакой кувшины
Попадаются. Орлиный
Носик был тут для красы;
Шейка точно у осы;
Словно у козла, бородка,
Взгляд воловий, а походка
Видимо была плоха:
Ноги-то: под эту вбито
Лошадиное копыто,
Та — со шпорой петуха;
Чёртик тот сухой, тщедушный
Крылья мельницы воздушной
Из-за плеч тут вширь развёл,
И к такой особе шёл
Этот склад и этот профиль;
Явно — то был Мефистофель,
Вельзевуловский посол.
Прежде, чем сообразиться
Пан Тукай успел о том,
Что тут делать — оградиться
В этом случае крестом,
Иль просить, склонясь челом,
Посетителя садиться
И беседу с ним начать,
Тот его за палец — хвать,
Кожу ножичком царапнул,
И атом лишь крови капнул,
Мефистофель уж стянул
Пёрышко, на кончик дунул,
В каплю крови окунул
И Тукаю в руки всунул,
И, придерживая ту
Руку, ею водит, водит,
За чертой ведёт черту,
И за буквою выходит
Буква в полной чистоте.
Наперёд уж было Т.
Глядь! На белом уж чернеют
Вновь четыре и имеют
Виды полные свои;
Точно так: У, К, А, И.
Сверх того руке Тукая
Дан был маленький толчок
Под конец — и вышел с края
Через то над И крючок.
Всё исправно, всё в порядке.
Чёртик свистнул; только пятки
Тут мелькнули. Экой бес!
С ним возись теперь!.. Исчез.
___________________
1. За богохульство ожидает Тукая кара. Эта мысль проведена автором и в последующих балладах.
2. Колдычево — название озера.
3. лат. Post scriptum — После написанного. Прим. ред.
пер. Владимир Григорьевич Бенедиктов
Конец стиха – стихи Мицкевича. Стихи Мицкевича как сообщение или пост. Adam Mickiewicz. Mizkewitsch. Mitskevich. Mitskevitch.
Мицкевич поэт романтической школы, писавший по-польски. Известный русофоб хоть и подданный России. Стихи Мицкевича в переводе, а также оригинале.
Нерусские авторы. Русофобия. Авторы русофобы. Читайте. Все стихи Адама Мицкевича на русском. Wiersze Adama Mickiewicza
Опубликуйте свои собственные стихи здесь или выложите в свет любое объявление или даже стихотворение на виртуальной доске или стене объявлений.
Стихотворное чудовище – многоязычный, открытый и свободный сайт о поэзии и многоязычное поэтическое сообщество.
Здесь вы можете читать стихи в оригинале на других языках как на английском, так и на других, а также публиковать свои стихи. © Poetry Monster, 2021. Стихи на английском.
Найти стихотворение, читать стихотворение полностью, стихи, стих, классика и современная поэзия по-русски и на русском языке на сайте Poetry.Monster.
Read poetry in Russian, find Russian poetry, poems and verses by Russian poets on the Poetry.Monster website.
На страницу Адама Мицкевича на русском.
Индекс опубликованных стихов Мицкевича.
На страницу всей поэзии и всех стихов
На страницу Нерусские поэты. .