Перси Биши Шелли (Percy Bysshe Shelley)
Вопрос
I
Мне снился снег, засыпавший округу,
Кружащийся, как мысли, надо мной, -
Кружащим в мыслях тягостных. Но, вьюгу
Развеяв, с юга брызнуло весной,
Луга и лес взглянули друг на друга,
Омытые недавней белизной
Снегов, и ветвь склонилась над рекою,
Как я, не разбудив, над спящею тобою.
II
Мгновенно всю природу охватив,
Щедр на узоры, краски, ароматы,
Неистовствовал свежести порыв.
Весенний запах вереска и мяты
Был горьковат и ландыша - игрив,
Ковер травы пушился непримятый,
И тысячью бездонно-синих глаз
Фиалка феерически зажглась.
III
От вишен исходил такой дурман,
Как будто - выжимай вино в бутыли
Хоть нынче же - и сразу будешь пьян;
Волнующе прекрасны розы были,
Приветлив плющ, не пасмурен бурьян,
Мох мягок; ветки влажные скользили
Мне по лицу - и прелесть этой влаги
Перу не поддается и бумаге.
IV
По дивно изменившейся тропинке
Спустись к ручью, я астры увидал
На берегу, вдоль берега - кувшинки
(Их цвет был бело-розов, желт и ал),
На листьях плыли лилий сердцевинки,
И, утомленный блеском, отдыхал
Подолгу взгляд мой в камышах прибрежных -
Неярких, и доверчивых, и нежных.
V
И вот я опустился на колени
Над россыпью таинственных цветов
И начал рвать их - в буйности весенней,
В хаосе жизни, в прелести лугов
Под солнцем сна расцветшие растенья -
Пусть на мгновенья... Вот букет готов,
Но весь трепещет, рвется прочь из рук:
Он другу собран в дар. - А кто мне друг?
Перевод В. Топорова
Приснилось мне, что я один блуждал,
И вдруг зима сменилася весною,
Душистый запах сердце услаждал,
Играл ручей певучею волною,
И ветер что-то зарослям шептал;
Мерцая изумрудной пеленою,
Они едва касались нежных струй,
Спешили дать им беглый поцелуй.
Цветы сплетались точно в пестром свитке,
Фиалка, анемона, златоок,
Росли и вновь росли они в избытке,
Гляделись колокольчики в поток,
И буквица теснилась к маргаритке,
И стройно встал застенчивый цветок,
Что плачет над водой от сладкой муки,
Заслыша утра вздох - родные звуки.
Качался опьяненный тонкий хмель,
Как изгородь, раскинулся шиповник,
Над вишневым цветком кружился шмель,
Шептались боярышник и терновник,
И ветер пел звучнее, чем свирель, -
Их ласковый невидимый садовник;
Цветы блистали призрачным огнем,
Светлей всего, что можно видеть днем.
И ближе, вплоть у самой влаги зыбкой,
Скользившей и качавшейся едва,
Кувшинки раскрывалися с улыбкой,
Речной глазок и шпажная трава,
Обнялся дуб зеленый с ивой гибкой,
Смешалась их влюбленная листва,
И лилии своею белизною
Как будто им светили над волною.
Мне чудилось, что я связал букет
Из этих изумрудных привидений,
И жил, дышал обманчивый их цвет,
Менялись краски призрачных растений,
Питомцев - отошедших прошлых лет,
Любимцев - ускользающих Мгновений.
Вдруг сердце сжалось чувством пустоты:
Кому отдам я лучшие цветы?
Перевод К.Д. Бальмонта
Оригинал или первоисточник на английском языке
The Question
I dreamed that, as I wandered by the way, Bare Winter suddenly was changed to Spring, And gentle odours led my steps astray, Mixed with a sound of waters murmuring Along a shelving bank of turf, which lay Under a copse, and hardly dared to fling Its green arms round the bosom of the stream, But kissed it and then fled, as thou mightest in dream. There grew pied wind-flowers and violets, Daisies, those pearled Arcturi of the earth, The constellated flower that never sets; Faint oxlips; tender bluebells, at whose birth The sod scarce heaved; and that tall flower that wets-- Like a child, half in tenderness and mirth-- Its mother's face with Heaven's collected tears, When the low wind, its playmate's voice, it hears. And in the warm hedge grew lush eglantine, Green cowbind and the moonlight-coloured may, And cherry-blossoms, and white cups, whose wine Was the bright dew, yet drained not by the day; And wild roses, and ivy serpentine, With its dark buds and leaves, wandering astray; And flowers azure, black, and streaked with gold, Fairer than any wakened eyes behold. And nearer to the river's trembling edge There grew broad flag-flowers, purple pranked with white, And starry river buds among the sedge, And floating water-lilies, broad and bright, Which lit the oak that overhung the hedge With moonlight beams of their own watery light; And bulrushes, and reeds of such deep green As soothed the dazzled eye with sober sheen. Methought that of these visionary flowers I made a nosegay, bound in such a way That the same hues, which in their natural bowers Were mingled or opposed, the like array Kept these imprisoned children of the Hours Within my hand,--and then, elate and gay, I hastened to the spot whence I had come, That I might there present it!--Oh! to whom?
5226
