Блок – предатель или патриот?

Блок   предатель или патриот?

Блок предатель? Блок, как говорят, несомненно патриот, то есть человек, который искренне любит своё Отечество и ставит его выше других.  По другому, вне сравнения, патриотизм не имеет смысла.

Блок, предатель или патриот?
Блок, предатель или патриот?

С другой стороны, Блок негодяй. Несмотря на своё дворянское происхождение. Несмотря на весьма неплохое образование.

Вот его слова о России (запись дневник от 4-го марта, 1918 года)\

“России (того, что мы так называли) действительно уже не существует. Это был больной, давно гнивший; теперь он издох; но он еще не похоронен; смердит. Толстопузые мещане злобно чтут дорогую память трупа (у меня непроизвольно появляются хореи, значит, может быть, погибну). ”

Так, Блок патриот или предатель?

Осознал ли он, что инородцы и Дьявол поработили России, воспользовавшись тем, что страна рухнула в результате Мировой войны, как, кстати, не пережили в целости войну ни одна из стран между границами Франции и Японии (?), изнасиловав тело находившейся в состоянии клинической смерти России?

Возможно да.

Из дневников Гиппиус

24 октября 1917 года: “…многие хотят бороться с большевиками, но никто не хочет защищать Керенского. А пустое место – Вр.правительство… На Невском стрельба… готовится “социальный переворот”, самый темный, идиотичный и грязный, какой только будет в истории. И ждать его нужно с часу на час…” 28 октября: “Только четвертый день мы “под властью тьмы”, а точно годы проходят… В городе полуокопавшиеся в домовых комитетах обыватели – да погромщики… Вечером шлялась во тьме лишь вооруженная сволочь и мальчишки с винтовками…” 17 марта: “Мы живем здесь сами по себе. Случайно живы. Голод полный. Каждый день расстреливают кого-то, по “районным советам”.. 5 мая: “Гадкая задача — это общество соглашателей “культуры и свободы”. Опять там Максим Горький. Он, действительно, делает дурное дело. Он- Суворин при Ленине…”
Гиппиус не могла простить Брюсову и особенно Блоку, что он пошел на службу к большевикам. Так она описывает разрыв с Блоком (а ведь они дружили!): “- Здравствуйте.
Этот голос ни с чем не смешаешь. Подымаю глаза. Блок.
Лицо под фуражкой какой-то (именно фуражка была — не шляпа) длинное, сохлое, желтое, темное.
— Подадите ли вы мне руку?
Медленные слова, так же с усилием произносимые, такие же тяжелые.
Я протягиваю ему руку и говорю:
— Лично — да. Только лично. Не общественно.
Он целует руку. И, помолчав:
— Благодарю вас.
Еще помолчав:
— Вы, говорят, уезжаете?
— Что ж… Тут или умирать — или уезжать. Если, конечно, не быть в вашем положении…
Он молчит долго, потом произносит особенно мрачно и отчетливо:
— Умереть во всяком положении можно.
Прибавляет вдруг:
— Я ведь вас очень люблю…
— Вы знаете, что и я вас люблю.
Вагон (немного опустевший) давно прислушивается к странной сцене. Мы не стесняемся, говорим громко при общем молчании. Не знаю, что думают слушающие, но лицо Блока так несомненно трагично (в это время его коренная трагичность сделалась видимой для всех, должно быть), что и сцена им кажется трагичной.
Я встаю, мне нужно выходить.
— Прощайте,— говорит Блок.— Благодарю вас, что вы подали мне руку.
— Общественно — между нами взорваны мосты. Вы знаете. Никогда… Но лично… как мы были прежде…

Я опять протягиваю ему руку, стоя перед ним, опять он наклоняет желтое,
больное лицо свое, медленно целует руку, “благодарю вас”… — и я на пыльной
мостовой, а вагон проплывает мимо, и еще вижу на площадку вышедшего за мой
Блока, различаю темную на нем… да, темно-синюю рубашку.. .
И все. Это был конец. Наша последняя встреча на земле.
Великая радость в том, что я хочу прибавить.
Мои глаза не видали Блока последних лет; но есть два-три человека, глазам
которых я верю, как своим собственным. Потому верю, что они, такие же друзья
Блока, как и я, относились к “горестному падению” его с той же болью, как и я.
Один из них, по природе не менее Блока верный и правдивый, даже упрекнул меня
сурово за посылку ему моих “Последних стихов”:
— Зачем вы это сделали?
И вот я ограничиваю себя — намеренно — только непреложными свидетельствами
этих людей, только тем, что видели и слышали они.
А видели они — медленное восстание Блока, как бы духовное его воскресение,
победный конец трагедии. Из глубины своего падения он, поднимаясь, достиг даже
той высоты, которой не достигали, может быть, и не падавшие, остававшиеся
твердыми и зрячими. Но Блок, прозрев, увидев лицо тех, кто оскорбляет, унижает и
губит его Возлюбленную — его Россию, — уже не мог не идти до конца.
Есть ли из нас один, самый зрячий, самый непримиримый, кто не знает за собой,
в петербургском плену, хоть тени компромисса, просьбы за кого-нибудь Горькому,
что ли, кто не едал корки соломенной из вражьих рук? Я — знаю. И вкус этой
корки — пайка проклятого — знаю. И хруст денег советских, полученных за
ненужные переводы никому не нужных романов, — тоже знаю.
А вот Блок, в последние годы свои, уже отрекся от всего. Он совсем замолчал,
не говорил почти ни с кем, ни слова. Поэму свою “12” — возненавидел, не терпел,
чтоб о ней упоминали при нем. Пока были силы — уезжал из Петербурга до первой
станции, там где-то проводил целый день, возвращался, молчал. Знал, что умирает.
Но — говорили — он ничего не хотел принимать из рук убийц. Родные, когда он
уже не вставал с постели, должны были обманывать его. Он буквально задыхался; и
задохнулся.
Подробностей не коснусь. Когда-нибудь, в свое время, они будут известны.
Довольно сказать здесь, что страданьем великим и смертью он искупил не только
всякую свою вольную и невольную вину, но, может быть, отчасти позор и грех
России.
…И пусть над нашим смертным ложем
Взовьется с криком воронье.. .
Те, кто достойней, Боже, Боже,
Да внидут в царствие Твое!
Радость в том, что он сумел стать одним из этих достойных. И в том радость,
что он навеки наш, что мы, сегодняшние, и Россия будущая, воскресшая, — можем неомраченно любить его, живого.

Зинаида Гиппиус. Мой лунный друг.О Блоке 1922

Гиппиус было посвящено стихотворение Блока, в нём есть такие строки:

Страшно, сладко, неизбежно, надо
Мне – бросаться в многопенный вал,
Вам – зеленоглазою наядой
Петь, плескаться у ирландских скал.

Дальнейшие очевидные причины предательского отношения Блока к России, притом он несомненно великий поэт (мы не судим поэта по его взглядам и убеждениям) это блочий аристократизм. Он не воспринимает “мещанскую культуру” (я её тоже не воспринимаю хоть та “мещанская культура” тогда явилась бы нам в эпоху полного дна сегодня истинным аристократизмом). Притом для Петербурга, мещанская культура, буржуазная культура является основной. А она его раздражает и он её хочет рушить. А также, что Блок, дворянин, является аристократом по духу, но аристократом по крови не является. Не принадлежит аристократии. Его это раздражает. Он кокетствует.  Он злится.

Известный дневник Блока перегружен фальшью. Очевидно, что человек загнавший себя сам в угол тем, что пошёл на услужение Врагам России и которого уже арестовывали большевики (жизнь Блоку спасло исключительно вмешательство Луначарского, почти единственного русского в этой инородной банде душегубов и врагов русского народа и других народов мира) сочиняет для себя ἀπολογία, на случай, если он сам попадёт в лапы зверям. Также интересно его замечание о “белом терроре в Финляндии” хотя сам Блок, поняв, что он как и вся Россия (пожалуй кроме того самого Великого Княжества финляндского) оказались в западне, хочет уехать в Финляндию. И это ему не удастся.

Блок несомненно предатель, притом, по своему он патриот. В том смысле, что Иуда Искариот тоже считал, что предавая Иисуса он ему помогает и участвует в благом деле.

Иуда был любящим и искренним последователем Христа,  веривший, что Иисус мессия.  Он ожидал, что Иисус принесет утопию (окончательные мессианские пророчества),  радость для всех и освобождение для всех, а не первоначальные  пророчества, которые предсказывали, что Иисус погибнет, чтобы искупить наши грехи.

Поскольку Иисус мало что делал для осуществления утопии, счастья не наступало, то Иуда  решил, что предательство  станет “катализатором” и приведет все им ожидаемое в действие.

Вместо этого он сам исполнил пророчество Исайи. И когда он понял это, его охватили угрызения совести, и он повесился.  Блок умер разочаровавшись.

Хотя я заканчиваю этот пост весьма советской по стилю и содержанию статьей о Блоке

Блок предатель или патриот?

Уведомления и объявления. Читать. 

Александр Александрович Блок вошел в историю русской литературы как выдающийся поэт-лирик. Его творчество протекало в эпоху больших социальных потрясений, завершившихся на глазах поэта крушением старого мира.

За двадцать с лишним лет творческой деятельности Блок претерпел сложную эволюцию. Он шел трудным, извилистым путем. Связь поэта с лучшими освободительными традициями русской классической поэзии – традициями Пушкина, Лермонтова, Некрасова – помогла ему преодолеть антиобщественные начала символизма и стать поэтом-гражданином.

Начав свой поэтический путь книгой мистических стихов о Прекрасной Даме, Блок завершил его грозным проклятием старому миру, прозвучавшим с большой силой в замечательной поэме “Двенадцать”.

Основные темы творчества Блока в период после революции 1905 года глубоко значительны, всем им он сумел дать полное и искреннее выражение. Это – тема родины, народа, России. И это – тема революции в широком смысле слова. Это тема, которую мы назовем темой критики общественного строя, и, наконец, широкая гуманистическая тема человека Тимофеев Л.И. Творчество Александра Блока. – М., 1963. – С. 74.

Городской цикл стихотворений в дооктябрьском (добольшевистском) творчестве Александра Блока

Александр Блок в своем поэтическом творчестве воплотил не одну тему: тему любви к Прекрасной Даме – Вечной Женственности, чувства к земной реальной женщине, тему Родины, революции и другие.

Одной из ведущих тем лирического творчества поэта является тема урбанистическая – города-спрута, берущего в заложники, поглощающего личности, индивидуальности, даже физические тела своих жителей. Однако на протяжении творческого пути А. Блока эта тема не остается неизменной, для его разных этапов характерны свои особенности, доминирующие мотивы, ракурс описания города.

1903 год – начало очередного этапа творчества Александра Блока. В лирике поэта появляются новые мотивы, образы, поэтические формы. На первый план выходит урбанистическая тема с рабочими, фабриками, петербургской беднотой. Все эти элементы жизни капиталистического города-спрута нашли свое отражение в сборнике “Нечаянная радость”.

В 1906 году вышла в свет вторая книга стихотворений “Нечаянная радость” Александра Блока, в которую вошел цикл “Город”. К этому времени по утверждению П. Когана Блок – поэт, “органически сросшийся с городом” Коган П. Очерки по истории новейшей русской литературы//Александр Блок: Pro et contra. – СПб, 2004. – С. 132.

В изображении города Блок следует традициям А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Н.А. Некрасова, Ф.М. Достоевского, но следование традиции не означает подчинения ей. Видение города у Блока сугубо индивидуальное.

Он вносит новые черты в привычный облик, создает свой неповторимый, “непостижимый” город. Образ этого города многослоен, он имеет сложную структуру, в которой можно выделить несколько смысловых и художественных пластов Александрова Н. Заметки о Блоке. Цикл Город // Режим доступа: http: //www.proza.ru/2010/09/21/121.

1) Реальный Петербург. На страницах цикла, как это ни парадоксально, его почти нет.

Весь цикл назван предельно обобщенно – “Город”. Только в первоначальном варианте стихотворение “Петр” вместе со следующим стихотворением “Поединок” составляли текст “Петербургской поэмы”.

В дальнейшем слово “Петербург” ни разу не появляется на протяжении всего текста. Говорить о том, что город имеет реальные, топографически узнаваемые черты, можно, пожалуй, лишь с некоторой натяжкой, так как конкретные реалии городской петербургской жизни упоминаются крайне скупо. Пусть в стихах Блока сравнительно редко встречаются конкретно вещественные детали петербургского пейзажа, но при всем этом эти стихи (и не только составляющие в собрании лирики Блока раздел “Город”) очень локальны. И в “Снежной маске”, и в “Страшном мире”, и в других лирических стихах Блока возникает цельный и сложный образ не безличного большого города, но именно Петербурга. И о чем бы ни писал Блок “фешенебельном ресторане” или “о крышах дальних кабаков”, о “колодцах дворов” или о “ледяной ряби канала”, о “снежной вьюге” или о “желтой заре”, – это всегда петербургские рестораны и кабаки, петербургские дворы и каналы, петербургская вьюга и петербургская заря.

С Петербургом Александр Блок был связан жизненно. Он был петербуржцем в полном и точном смысле этого слова. В Петербурге он родился, прожил всю свою жизнь и умер. Здесь протекла вся его литературная деятельность. Петербург для Блока был неиссякаемым источником новых образов, тем, пейзажей. Город был как раз тем вдохновителем поэта, без которого он бы не просуществовал. Посвятив родному городу очень большую часть своего творчества, Блок показал тем самым, что Петербург занимал одно из первых мест в его жизни. Однажды, гуляя с В. Рождественским между старых лип у Инженерного замка, Блок сказал: “Люблю я это место. Вот, дичает город, скоро совсем зарастет травой, и от этого будет еще прекраснее. За этими руинами всегда новая жизнь. Старое должно зарасти травой. И будет на этом месте новый город. Как хотелось бы мне его увидеть!” Блок А. Город мой… – Л.,1957. – С. 48.

Мир города – это мир миражей и обманов, заколдованное место, в котором преображается и искажается городской пейзаж. Это город фабричных гудков и ресторанов, голодных и сытых. Одинокие фонари, фабричные задворки, подворотни, мокрые афишные тумбы – это только осколки реальности, которые видятся нечетко, размыто и являются на самом деле обрывками неведомого и таинственного мира.

Переулок уводит в дымно-сизый туман, зловещий фонарь обманным подмигиванием обрекает жертву на мучительную смерть, в обычной подворотне припозднившегося прохожего ждет встреча с оборотнем, афиша на мокром столбе оживает и исчезает в ночи.

Все конкретные приметы городского быта выполняют двойную функцию: они реально существуют в этом мире, но их истинное предназначение – быть проводниками в другое измерение, вещественным подтверждением бытия иного, мистического мира, который стремится прорваться в привычное смысловое пространство и, захватив его, полностью подчинить себе.

2) Сквозь реальный мир проступает фантастический город, который какой-то невероятной загадочной силой растворяет в себе детали реального мира, обволакивает их невесомой оболочкой и превращает в зыбкий, туманный фон. На первый план выступают сказочные образы: карлики, Невидимка, Латник, Светлый муж, Дед и другие мистические существа, обильно населяющие блоковский город. Почти все они являются порождением демонических сил, правящих в городе.

Окружающий мир Блок видел и понимал глубже своих современников, он чувствовал и ощущал четвертое измерение действительности, поэтому бурную революционную эпоху осмысливал не столько с политической, сколько с символической точки зрения, воспринимая царящее в Городе зло как проявление дьявольской природы земного бытия, как отражение внечеловеческого мистического начала, управляющего людскими судьбами.

3) Третий пласт в изображении города особенный: это не только город, но и внутреннее пространство души поэта, отражение его собственных переживаний и настроений, его внутреннее состояние. Здесь нашли место сомнения поэта, его метания, страхи и отчаяние, растерянность и ужас перед темной силой, охватывающей душу. Город Блока – это прозрения, предчувствия, пророческие видения и сновидения, образы, пришедшие из глубин разума, отравленного ядом тоски и опьяненного грезой.

Переулки, извивы, создающие очарованный лабиринт, из которого нет выхода, – это еще и закоулки души поэта, глубины его сознания, в которых роль Минотавра отведена загадочному и зловещему карлику.П. Коган пишет о городских стихах Блока: “Сама жизнь стала видением, а люди и предметы – привидениями. Граница между существующим и воображаемым утратилась” Коган П. Очерки по истории новейшей русской литературы//Александр Блок: Pro et contra. – СПб, 2004. – С. 134.

Петербург с его пошлостью, грязью, убогой обстановкой становится фоном, на котором лирическому герою являются призрачные прекрасные видения, как та Незнакомка, которая посетила его в пьяном бреду. В городе лирический герой Александра Блока находит призрачный идеал Незнакомки – идеал, существующий лишь в душе поэта:

В моей душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне!

(“Незнакомка” 1906)

Героиня “Незнакомки” – одинокая мистическая дева, в облике которой достаточно узнаваемых черт городской красавицы: шелка, “шляпа с траурными перьями”, духи, “в кольцах узкая рука”. Банальна и обстановка ее встречи с лирическим героем: “горячий воздух дик и глух”, “тлетворный дух”, переулочная пыль, скука дач, бутафорский блеск кренделя булочной, дамы и “испытанные остряки” и т.д. В то же время Незнакомка – вестница иных миров, “дальнего берега”. За ее темной вуалью лирическому герою видится “берег очарованный и очарованная даль”. Образ берега со времен романтической лирики обозначал гармонический, свободный, но недостижимый мир.

Стихотворение наполнено подробностями городского быта; читая его, мы не только видим картины петербургской жизни, но и отчетливо слышим пьяные окрики, детский плач, женский визг, скрип уключины. Описывая улицы, закоулки, кабаки Петербурга, Блок показывает трагедию русского человека начала XX века, судеб жителей родного поэту города.

Незнакомка и “пьяницы с глазами кроликов” и есть те две реальности, которые совмещены в душе лирического героя.

Лирический герой живет здесь, “топя отчаянье в вине”. Он, некогда веривший в свой союз с мистической Прекрасной Дамой, в будущую гармонию, теперь переживает крушение астральных иллюзий: “Давно звезда в стакан мой канула”. Так в лирику Блока входил образ Незнакомки; она олицетворяла не только астральные тайны, но и соблазны земного быта. Новое воплощение женского начала уже не было символом абсолютной гармонии. Она являлась лирическому герою то в ресторанах, то в “неосвещенных воротах”; в ее портрете было достаточно земного; она была звездой, то ли упавшей на землю с небес, то ли падшей. В стихотворении “Твое лицо бледней, чем было.” (1906) была выражена трагедия падения:

Поверь, мы оба небо знали:

Звездой кровавой ты текла,

Я измерял твой путь в печали,

Когда ты падать начала.

Тема “Незнакомки” была развита в стихотворении “Там дамы щеголяют модами.”, однако в нем Блок, усилив реалистическое начало, “недостижимой и единственной”, очаровавшей лирического героя звезде придает не только внешние, как это было в “Незнакомке”, но и внутренние черты городской красавицы. Она сроднилась с пошлой реальностью: она “вином оглушена”, некогда полная тайн вуаль стала просто вуалью в мушках, в ее портрете появились мелкие черты, в ее характере угадываются земные противоречия героинь Достоевского:

Она – бесстыдно упоительна

И унизительно горда.

Незнакомка появилась и в стихотворениях 1906 г. “Прошли года, но ты – все та же.”, “Шлейф, забрызганный звездами.”. Этот образ сопровождал воображение Блока не один год.

В других стихотворениях цикла “Город” уже нет ничего сколь бы то ни было прекрасного, возвышенного, светлого, неземного. Здесь все реально, а значит серо, узко, темно, тесно, душно. Поэт ведет читателя за собой “зловонными дворами” на чердак с “низким потолком”. В стихотворениях этого цикла поэт показывает, как в мире сосуществуют две реальности. Неземная гармония и красота пытаются ужиться с бесчеловечностью города Петра, его дьявольским смехом, уродливыми карликами:

И мелькала за парою пара.

Ждал я светлого ангела к нам,

Чтобы здесь, в ликованье тротуара,

Он одну приобщил к небесам.

А вверху – на уступе опасном –

Тихо съежившись, карлик приник,

И казался нам знаменем красным

Распластавшийся в небе язык.

(“В кабаках, в переулках, в извивах…”)

В стихах Блока о городе, написанных в 1904-1907 годах возникает цельный и локальный образ Петербурга. Это – “гениальный город, полный дрожи”, полный противоречий “страшный” и “магический мир”, где “ресторан открыт, как храм, а храм открыт, как ресторан” (“Ты смотришь в очи ясным зорям”…). За его серой, прозаической внешностью сквозит иной, романтический облик “непостижимого города”.

Тема Петербурга в стихах не исчерпывается изображением “странных и прекрасных видений жизни”. Уже есть и другая сторона, имевшая для Блока не менее важное значение, и сыгравшая более значительную роль в процессе его идейно-творческого развития, – сторона социальная. В стихах о городе ее тема звучит с особенным напряжением. Мощным потоком входят в эти стихи сцены горя и обездоленности простого человека-труженика, обреченного в жертву капиталистической эксплуатации. Городские стихи Блока рисуют яркую картину социального неравенства, разделительные контрасты человеческого существования в большом городе:

В кабаках, в переулках, в извивах,

В электрическом сне наяву

Я искал бесконечно красивых

И бессмертно влюбленных в молву.

(“В кабаках, в переулках, в извивах…. “)

Здесь запечатлен также и другой облик Петербурга – облик рабочего Питера. Поэт разглядел в городской повседневности не только “магические” видения в “электрическом сне наяву”, но и “самые реальные” томления “рабьих трудов”, увидел, “как тяжело лежит работа на каждой согнутой спине”, и нашел достойные и сильные слова о несчастных людях, “убитых своим трудом”:

И я запомнил эти лица

И тишину пустых орбит

И обреченных вереница

Передо мной везде стоит.

(“Передвечернею порою…”)

В стихотворении “В октябре” (1906) герой, типичный бедняк-горожанин, еще не потерял надежду:

Да и меня без всяких поводов

Загнали на чердак.

Никто моих не слушал доводов,

И вышел мой табак.

А все хочу свободной волею

Свободного житья,

Хоть нет звезды счастливой более

С тех пор, как запил я!

Давно звезда в стакан мой канула, –

Ужели навсегда?.

И вот душа опять воспрянула:

Со мной моя звезда!

В стихах Блока проходит целая галерея образов людей, униженных и оскорбленных в этом сверкающем и сытом мире: мать-самоубийца, бросившая своих детей (“Из газет”), бродяга “в измятом картузе над взором оловянным”, гуляющие женщины, девушки, наклонившие лица над скудной работой, “старуха нищая клюкою”, бродячий шарманщик.

Стихотворение “Сытые” (1905) показывает нам Блока как социально зрелого поэта, обличающего правящую верхушку России. В этом стихотворении отразились события народного протеста осенью 1905 года. Поэт сочувствует рабочим, он резкими эпитетами характеризует “сытых”: “Шипят пергаментные речи, С трудом шевелятся мозги”, “Тоскует сытость важных чрев”, “опрокинуто корыто, встревожен их прогнивший хлев”. Сытые боятся народного гнева:

И жгут им слух мольбы о хлебе

И красный смех чужих знамен!

Социально-острые стихотворения Блока периода первой русской революции нельзя назвать призывами к революционному перевороту, поэт был против насилия. Так, стихотворение “Сытые” автор заканчивает презрительной фразой:

Пусть доживут свой век привычно –

Нам жаль их сытость разрушать”.

Описывая город в своих лирических произведениях, Александр Блок искренне взволнован, отсюда обилие восклицательных интонаций в его стихотворениях:

Как страшно! Как бездомно! Там у забора,

Легла некрасивым мокрым комком.

Плачет, чтобы ночь протянулась не скоро –

Стыдно возвратиться с дьявольским клеймом.

(“Обман”);

Весна! Весна! Как воздух пуст!

Как вечер непомерно скуден!

(“Песенка”).

Ужасающая действительность, убогость обстановки, обреченность современного поэта Петербурга – это его крест, который поэт готов нести пожизненно:

О, город! О, ветер! О, снежные бури!

О, бездна разорванной в клочья лазури!

Я здесь! Я невинен! Я с вами! Я с вами!

(“На серые камни ложится дремота. “).

В литературно-художественном плане Город Блока связан с фольклорными традициями и библейскими образами. По библейским представлениям существовало две разновидности городской жизни: город, погрязший в разврате и грехах и обреченный вследствие этого на гибель (Содом и Гоморра, Вавилон), и город преображенный, исполненный высших добродетелей (аналог рая – Небесный Иерусалим).

Блок ввел образ города в библейский контекст; в стихотворении “Невидимка” (1905) появился образ блудницы верхом на звере багряном:

С расплеснутой чашей вина

На Звере Багряном – Жена

Блоковская версия восседавшей на звере багряном апокалипсической матери блудниц с чашей, наполненной нечистотой блудодейства. Тема конца света была выражена и в городском пейзаже, характерные черты которого – окровавленный язык колокола, “могилы домов”, оловянный закат, темно-сизый туман, “серокаменное тело” города, кровавое солнце.

С удивительным постоянством в стихах этого цикла появляется мотив смерти. Смерть – это всемирная катастрофа, неизбежный конец света, за которым должно последовать созидание “новой земли”, “нового града”. Поэтому образ города в творчестве русских символистов, в частности Блока, окрашен в апокалиптические тона и связан с эсхатологическими чаяниями. Почти в каждом стихотворении цикла “Город” звучат апокалиптические мотивы Александрова Н. Заметки о Блоке. Цикл Город // Режим доступа: http: //www.proza.ru/2010/09/21/121. Жизнь сравнивается с восковой куклой, герой живет в постоянном предчувствии остановки жизни, прихода власти хаоса. Поэт чувствует “отдаленного восстанья приближающийся гул”, ожидает прорыв стихии. Даже весна – символ жизненной силы – не в состоянии преодолеть духа смерти, витающего над городом. Весенний воздух пуст и скучен, в нем нет живительной мощи; голый куст тощей вербы, вместо того чтобы стать символом весеннего пробуждения, превращается в унылый призрак. Весна терпит поражение перед лицом всеобщего тления, охватившего город.

Итак, город Блока, являющийся средоточием зла, обречен на гибель, он должен исчезнуть с лица земли. Это мертвый город, в котором царит сама смерть. Целый ряд эпитетов, сравнений и глаголов подчеркивает и утверждает роковую, почти беспредельную власть этой владычицы человеческих судеб: у города “мертвый лик”, “заборы – как гроба”, “все погребено в безлюдьи окаянном”, в домах “покойники в гробах”, а сами дома – могилы, все жители города “на очереди смертной.”, улицы города мертвые и пустынные, фонари прячутся в гробовой тени.

Мы видим, что стихи цикла “Город” наполнены реалистическими чертами жизни горожан и такими же реалистическими пейзажами. Поэт рисует мрачный город, накрытый постоянными туманами и мглой, сквозь которые еле пробивается свет фонарей. Тяжелый, зловещий город из камня, равнодушный ко всему живому. Его стихи – о нищем Петербурге, о живущих в сырых подвалах семьях. В этом творчество Блока перекликается со стихами Некрасова, который в своей демократической лирике отразил урбанистическую тему и показал вопиющий контраст между парадным ликом города и его трущобами, в которых медленно умирали люди от голода и холода. Коган П. отметил: “Блок не только певец города. Его поэзия – удивительное воплощение той психики, того отношения к миру, которое выработалось у современного жителя столицы” Коган П. Очерки по истории новейшей русской литературы//Александр Блок: Pro et contra. – СПб, 2004. – С. 133. Горе беспросветного существования порождает пьянство и разгул. У Блока Петербург – город кабаков и притонов, в которых надрывно “веселятся” жители подвалов и чердаков. Период жизни Блока, когда создавался цикл “Город”, был временем пересмотра прежних взглядов на жизнь. Изменилось его отношение к миру, стихи наполнились энергией обличения несправедливости, поэт постепенно “выплывал” из ранней мистики и идеализма. Это подтверждают и названия его стихотворений: “Холодный день”, “В октябре”, “Ночь. Город угомонился…”, “Я в четырех стенах – убитый Земной заботой и нуждой…”, “Окна во двор”, “Хожу, брожу понурый…”, “На чердаке” и т.п. Для Блока открылось, что не только Прекрасные Дамы населяют мир. Поэт видит, как страшный город перемалывает, калечит людей, не жалея ни женщин, ни детей. Талантливо и реалистично отразив тему города, Блок внес большой вклад в развитие русской гражданской лирики и обогатил тему Петербурга в литературе.

Биография Рудаки  Блок предатель ?

А также Биография Афанасия Фета Блок предатель ?

Биография Адама Мицкевича  Блок предатель ?

© Poetry Monster and respective copyright holders if and whenever applicable, 2021-2030 | All rights reserved | Все права защищены | Tous droits réservés | Alle Rechte vorbehalten |  Our Privacy Policy 

VK
OK
Reddit
Pinterest
Digg
Email
WhatsApp
Telegram